— И что же — спрашивает она, чуть растягивая гласные, с ленцой приоткрывая губы, от которых глаз не отвести, — ты думаешь, что публика поймет Менандра[11]
без перевода?
— Кто поймет, — усмехается он, — а кто сделает вид. Всякому ведь стыдно будет признаться, что его греческий годится лишь в гавани да на рынке.
— Мне, — она взяла с тарелки сушеную смокву, нежную, чуть присыпанную мукой, чтобы не слиплась с товарками, — не стыдно.
— Ты вообще-то вовремя поняла, Делия, — он невольно следит, как ее крепкие белые зубы терзают плоть плода, — что излишняя стыдливость лишит тебя невинных удовольствий.
— И поэтому ты дружишь со мной, — уточнила она.
— А то! И даже готов для тебя переводить.
— Это пригодится, — она, наконец, закончила со смоквой, — а что же, зрителям не наскучит смотреть одно и то же из раза в раз? Ты же хочешь дать несколько представлений?
— Так они не будут смотреть одно и то же.
— Это как?
— Ну вот, к примеру…
У него с собой свиток, он разворачивает его прямо на коленях, немного перематывает, пробегая взглядом по знакомому тексту…
— Ну вот хоть это место.
Он читает выразительно, даже с ужимками, так и видишь на сцене двух актеров в масках:
— Что может быть со мной, Лахет, хорошего?
— А что с тобой?
— О, боги многочтимые!
На правом башмаке я ремешок порвал.
— Ну, так тебе и надо, бестолковщина!
Уж он давно истлел, а ты все жадничал
Она недовольно морщится — не все греческие слова ей понятны. И он быстро переводит, как может, на латинский. А потом продолжает:
— Но смотри, так будет на первом представлении. А кто мешает нам на другом чуть-чуть поправить текст? Ну, например, вместо правого башмака…
— О, боги многочтимые!
За левым за плечом ворона каркала.
— Да что тебе за дело, бестолковщина!
Ты б лучше замахнулся крепкой палкою —
И с глаз долой…
Или еще что-нибудь. Мало ли на что отзываются люди суеверные! И будут ходить ко мне на представление по два, по три раза — и даже спорить, угадывая, над чем будут смеяться сегодня!
Она одобрительно улыбается:
— Здорово придумано. А у меня тут, представь, своя комедия. И тоже не без суеверий. Ко мне привязался один мальчишка…
— Разве только один? Ты недооцениваешь себя!
— Не мешай рассказывать. Такой один. Воздыхатель. Довольно милый, стройный, высокий, будь он чуть поувереннее в себе — был бы похож на легионера или гладиатора, есть у него какая-то жесткость во взгляде. И ладно бы отирался у порога, как все прочие, в надежде залезть внутрь, но у него там что-то свое, что-то мешает… в общем, то ли принес богине обет безбрачия, — но тогда зачем ошиваться у моих дверей? — то ли просто нерешителен, как подросток. Хотя вполне себе носит тогу.
