Он опять встретился глазами с Лёней из «Привратника». Тот по-прежнему ничего не записывал, даже руки засунул в карманы. Однако больше не улыбался.
– Алексей Николаевич, как ваше драгоценное здоровье?
Алексей вздрогнул.
Фёдор Михайлович Кобрин, второй секретарь обкома компартии (по организационной работе), подкрался неслышно. Он смотрел с прищуром и улыбался одними губами. В петличке скромного серого костюма алел значок с серпом и молотом. Был он весь, как обычно, довольно неприметный и подтянутый, его русые волосы с проседью делил надвое идеальный пробор.
– Благодарю вас, Фёдор Михайлович. А ваше как?
– Сзади не отстаем, вперед не забегаем, – образно ответил партийный чин.
– Я смотрю, акция получилась внушительная. Но время-то рабочее, не будет ли у трудящихся проблем?
– Они из первой смены, у них рабочий день закончился, – невозмутимо объяснил Кобрин.
– И все поголовно решили примкнуть?
– Не все, насколько я знаю. Только самые сознательные.
Секретарь обкома с любопытством смотрел на Алексея. Во всяком случае, Алексею так показалось. Он моргнул и спросил еще:
– А директора мы не увидим? Или он не участвует?
– Почему вдруг не участвует? Юрий Константинович уже здесь, сейчас выступит.
Толпа снова захлопала, загудела.
– Слово предоставляется директору производственного объединения «Авиастрой» имени Куйбышева, Герою Социалистического Труда, кавалеру ордена Дружбы народов, доктору технических наук, профессору, товарищу Мясоедову! – объявил ведущий.
Пока Алексей вытаскивал и активировал свой диктофон, товарищ Мясоедов успел занять место на трибуне. Он оказался выше всех, кто стоял в кузове грузовика, и прямее всех держал спину. На нем была кожаная куртка цвета воронова крыла, еще чернее, чем его густые брови. «Как у комиссара», – оценил Алексей. Высокий лоб директора, пристальный взгляд и выдающийся вперед подбородок выдавали в нем человека, привыкшего командовать. Слова вылетали из его рта даже не как пули, а скорее, как снаряды.
– Я буду краток! – начал Мясоедов без всяких «товарищей». – Сегодня мы впервые за эти проклятые годы собрались на главной площади. Я скажу так: это знак. Мы давили на них, и они стали бояться нас. Но это лишь начало! Очень скоро мы продолжим и не отступим! Здесь только три тысячи рабочих, а завтра будет тринадцать тысяч. А потом поднимутся остальные. Враг будет разбит! Победа будет за нами!
Толпа заорала с такой силой, будто ринулась в атаку. В первых рядах размахивали руками, трясли самодельными плакатами. Из-за плакатов и рук Алексей на время потерял из вида и Мясоедова, и его соседей по кузову.
