— Прости, дедушка. Я действительно не проявил должного гостеприимства к этим господам. Но только по одной причине: я не знал, что друзья приходят в дом для того, чтобы арестовать хозяев.
— Арестовать? — глаза Алексея распахнулись в притворном удивлении. Оставаясь такими же холодными, как арктический лёд. — Позвольте узнать: за что?.. Какие обвинения можете предъявить вы, господа, МНЕ? Князю Соболеву, другу и наперснику Государя-Императора, Хранителю Традиций, Мастеру Пресекающему Жизни?
— Но… Господин Соболев…
— ВАША СВЕТЛОСТЬ, — рявкнул князь. — Извольте обращаться ко мне согласно табели о рангах. Или вы забыли своё место?.. Так я могу напомнить.
Князь был орёл. Глаза метали молнии, нос хищно шевелился, как бы предвкушая уничтожение жалких смердов, посмевших поднять голову в присутствии властелина… Даже я был впечатлён.
И если бы не чувствовал, не видел бурлящую в нём через край радость — мог бы поверить, что князь — всего лишь высокородный сноб, ставящий своё положение превыше всего.
Но я знал: князь развлекается. Да, он решил поставить на место болванов, которым скормили состряпанную наспех байку, и сломя голову бросившихся выполнять чей-то недобрый приказ. Но только и всего.
Положение обязывает — как пенял недавно Колян, когда Фудзи попытался подколоть меня при гвардейцах Соболева. Нужно сохранять лицо.
Ведь обвинения совершенно беспочвенны. Я в этом уверен. У князя НИКОГДА не возникала мысль забрать жизнь внука, чтобы продлить свою собственную.
Тут совершенно другое: Соболев стал инвалидом, когда пресёкся его род. Когда умерла мать Владимира, Наталья.
Всё дело в Кладенце.
Сейчас я не мог восстановить настоящий порядок действий. Кладенец снабдил меня лишь образами. Смутными картинами того, что случилось…
Получается так: владеть Артефактом не может кто-то один. Должно быть не меньше двух инициированных, иначе Кладенец начинает работать «неправильно», истощаться.
Когда убили Наталью — вторую инициированную Кладенца Соболевых, с тем начали происходить какие-то нехорошие, страшные вещи. Соболев попытался это исправить, — и в результате стал инвалидом.
Десять лет он жил на грани. Десять лет держался из последних сил, сберегая крохи того могущества, которым обладал. И ждал. Ждал, пока вырастет наследник.
Риск, на который он пошел, оставив маленького Володю в Ямато, себя оправдал: принц дожил до совершеннолетия.
Я вспомнил машину, багажник, свои связанные руки… Сейчас никто не сможет сказать, куда везли принца: на встречу с дедом, или в тихое место, чтобы перерезать горло… Я склоняюсь ко второму. Хотя бы потому, что наследника, на встречу с родственником, доставили бы куда более вежливым способом.
