— Погоди, Витя, — Соболев тронул пилота за локоть. — А что если наоборот: подняться повыше?
Секунду пилот размышлял.
— Думаете, сработает?
— Кто-то ведь им управляет, верно? — казалось, Соболев рассуждает вслух.
Надо добавить, что из нас всех он один сохранил присутствие духа.
Лично у меня, после огненного залпа, просто отнялись ноги. Не знаю, как я удержался в вертикальном положении — наверное, помогли теснота и то, что я мёртвой хваткой вцепился в поручни на переборках.
Фудзи был бледен, как простыня — я видел его профиль на фоне светящихся приборов.
У пилота дрожали руки — он отнял их от штурвала, проделал несколько дыхательных упражнений, и вернулся к управлению.
— Это не креатура, — продолжил рассуждения Соболев. — Это маг, прошедший преобразование, — я молча переваривал то, что он сказал. — Опыт подсказывает, что живое существо не сможет долго находится в верхних слоях атмосферы. Он обледенеет. К тому же, скажется перепад давления…
— И вы хотите от них попросту оторваться, — подхватил Фудзи.
— У нас — очень хороший самолёт, — подал голос пилот. — Мы можем лететь даже в стратосфере. Недолго, конечно. И если хватает топлива…
— Да отключи ты эту сирену, Витя! — не выдержал Соболев.
Пилот переключил несколько тумблеров, и на кабину обрушилась тишина. Даже уши заложило — настолько плотной, почти осязаемой она была.
— Алексей Григорьевич… — из-за моей спины робко пискнула стюардесса. — Что происходит? Мы падаем?
Она не в курсе дракона, — понял я. — Пассажиров, кроме нас с Фудзи в салоне нет… Есть, правда, Колян. Но он уснул сразу, как только мы взлетели, и до сих пор не подаёт признаков жизни. Так что бедная девочка была там одна, когда вдруг завыли все сирены. Испугалась, наверное.
— Всё под контролем, Таня, — откликнулся Соболев спокойным голосом. — Сядь на своё место и пристегнись. И не вставай, пока я не разрешу, ладушки?
— Хорошо, Алексей Григорьевич, — стюардесса отступила. Я услышал, как чуть слышно звякают пристяжные ремни…
— Вас, господа, тоже касается, — голос сделался командирским. Такому и хочется сопротивляться — но не получается.
Я вспомнил о сиренах.
— А этот огонь… Он ничего не повредил? Мы всё ещё можем лететь?
— Вышли из строя несколько датчиков, только и всего, — доложил пилот.
— О них мы подумаем, когда решим главную задачу, — перебил Соболев. — А сейчас — вон из кабины.
Мы неохотно вышли.
Устраиваясь в кресле — не там, где нас изначально усадила стюардесса, а прямо за перегородкой кабины — я чувствовал себя просто ужасно.
