Невечность | страница 15
А люди-то страсть как боятся этого знака, и видят в нём всякое: сатанинское копыто, несчастливое число, абрис дьявола, чёртову метку. Всё это, конечно, глупости. Но что с людей возьмёшь? Они порой не замечают волшебства и под самым своим носом.
Зима на Литейном
В квартирах доходного дома на Литейном зябко и сыро в любое время года, а уж зимой здесь стоит поистине лютая стужа.
По комнатам гуляют сквозняки. Стёкла в рассохшихся рамах покрыты толстым морозным узором и дребезжат от ветра. Входная дверь от влажности разбухает, и чтобы плотно закрыть её, нужно разбежаться и со всего духу навалиться плечом.
Угловая комната на втором этаже служит и спальней, и кухней, и гостиной для её немногочисленных обитателей.
– Кристина, детка… – худая женщина у прялки возле окна замолкает на полуслове, подносит ладонь ко рту и заходится в кашле. Её по-птичьи хрупкое тело вздрагивает под страшные, клокочущие звуки, рвущие грудь изнутри. На бледных щеках загораются карминные пятна.
Длинные пальцы выпускают веретено и впиваются в серую шаль, наброшенную на острые плечи. В слабом и неровном свете свечи шаль кажется ажурной. Но то не кружево, вывязанное умелой рукой, а выточенные временем прорехи.
Девочка лет девяти вскакивает с тюфяка у печки и подбегает к матери.
– Мама, мам! Воды? – но мать лишь качает головой, силясь обласкать и успокоить своё дитя усталым взглядом.
– Кристина, – чуть слышно шепчет женщина, когда приступ отступает. – Поди, снеси немного дров в пятую.
Кристина отводит взгляд. Она смотрит на печку в углу. Там, в полукруглом отверстии за заслонкой, уже истлели и остыли угли.
– Осталось всего две веточки, мама, – Кристина зябко ёжится и прячет бледные пальчики в кулачки.
– Снеси хоть одну, дочка, – настаивает мать. Она притягивает девочку к себе и нежно прижимает к чахлой груди. – Я закончу уж сегодня, а завтра продам на рынке пряжу. Купим ещё дров…
***
Пятая квартира находится в соседней парадной. Кристина кутается в куцее пальтишко, толкает тяжёлую подъездную дверь и выбегает на улицу. Под мышкой зажата тонкая ольховая ветка.
– Криська! – здоровенная ручища хватает Кристину под локоть. – Ух и студёно нынче, а? Ты куда бежишь-то?
У дворника Петра огромный красный нос в противных синих прожилках. Он подгнившей картошкой свисает с лица, а по бокам топорщится курчавая рыжая борода. Пахнет от Петра влажной, полежавшей соломой и чем-то ещё. Чем именно, Кристина толком не знает, но от этого запаха противно ноет живот.