Любви столицы,
Жестокий век,
Как человек…
***
Выход на ринг, свет красный,
Кровь застывает в крови,
Запах опасный; опасности
Меня не сломали,
Вот поэтому я тут,
Все позади те твари;
Привет парень!
Как твой день прошел?
Поел, поспал, девушку нашел?
Но плевать, у тебя все то же лицо,
Злобное, твердое…
И по сигналу
На друг друга нападем,
Будто собаки, на ринге мы вдвоем,
Разорвем, сломаем и сомнем.
Упадет либо ты, либо я,
Мы с тобой сегодня явно не друзья,
Это спорт, это драйв,
Это наш кайф…
И закончился бой,
Мыльно ловлю движение,
Встаю, выдыхаю,
И ухожу прочь, смотря позади
Тебе в след…
И поглотит темная ночь,
Да коридор впереди…
II
О том, кто такой Андрей.
О расставании Лана и Анны.
О том, как Лан нашел другую…
Вернувшись в дом
Под гнилую песню
Каркающих ворон,
Андрей пришел на кладбище
Детских воспоминаний,
И сев за стол
Протирал он долго
Свои раны…
Лан и Анна,
Анна, Лан,
Лучшие друзья мои
Со времен детских,
Пристально спокойных дней.
Я, Андрей, друг их,
Застал однажды Лана
Захлебнувшегося
В собственных слезах.
А что такое, друг мой?
Отвечает Лан:
В любви признался,
Но любовь моя угасла…
Но не могу расстаться
С Анной, любит та меня;
И бросил я свой голос:
– Так расстался – будет лучше,
Раз не любишь больше век. —
И пусть считаю его глупым,
Что признаться захотел
А потом, с угасаньем чувств,
Уйти, и бросить захотел;
Любовь – не чувства,
Любовь – та есть забота,
Доброта и пониманье,
Любовь – в сердце глубоко
Зарыто то признание…
И те расстались:
Лан и Анна,
Анна, Лан,
Что некогда за руки держались,
Друг другу обещали да клялись,
Что не бросят никогда…
И вдруг расстались.
Нашел Лан себе другую,
Оставив Анну на произвол ее эмоций,
Теперь мысли заполонил все ею,
А ту Анну сделал себе чужой…
Ушел от Анны Лан
К Ангелине той…
III
О том, как Лан прощения просит.
О том, как Ангелина Андрея полюбила.
Сценарист нашей жизни – не сценарист,
Художник зрелый, неумелый,
Водит кисточкой по грязному и без того полотну,
Водит кривым мазком краскою белой.
Иногда у него что-то выпадает,
И белая краска сгущается с грязью той,
Наполняясь жесткостью, чернотой.
Но и ладно – убрали кисть, потерпели, страдали,
И снова кисть в руки взяли,
