– Никак не получается паяльник тебе вернуть. Клянусь, случайно прихватил. Потом куда-то засунул… точно помню, что клал его в сумку, чтобы назад принести, а недавно смотрю – в сумке нет. Как будто домовой украл.
– Не к спеху, – пробурчал Мохито. – Гранаты для салата? Йоша мне все уши прожужжал – вкусно, что-то необыкновенное.
– Ага. Слопал три порции, весь гранат сверху собрал, начал Ахима просить сделать еще. Ну и в итоге меня в магазин выгнали.
– Сложности семейной жизни, – поддел Мохито. – А ты же, вроде, гранаты не ешь? Не помню, чтобы ты хоть раз покупал. Я спрашивал, ты говорил – «нет, не надо, лучше что-нибудь другое». Я думал, у тебя аллергия. Или…
– Или, – Шольт остановился возле светофора, скользнул взглядом по припорошенным снегом украшениям на пустой веранде, на сосульках над балконом – надо будет сбить – и сказал правду, которую не мог озвучить ни Йонашу, ни Ахиму. – Я тебе говорил, что Яцеку первый раз вломил, когда он был на седьмом месяце?
– Да.
Видно было, что Мохито насторожился – тема разговора стала совершенно не праздничной.
– Он этот самый салат готовил, сказал, что гранат слишком спелый, в холодильнике перележал, зерна мнутся, корку не очистишь, сок течет. Готовить начал внезапно, до этого лежал-лежал, не шевелился, не хотел разговаривать… Я его двое суток пас, утерял бдительность, пошел в магазин за гранатом. А он у соседа денег занял и в доме у кого-то дозу купил – я подозревал, что в соседнем подъезде торгуют, но доказательств не было. В общем, я вернулся, а он на полу валяется и ржет. Меня перемкнуло… сдобу я потом не ел, потому что не мог, а гранаты… не хотелось. И думал, что никогда не захочется.
Они перешли дорогу, остановились на углу, возле веранды. Мохито переступил с ноги на ногу, проглатывая часть звуков, спросил:
– А сейчас? Сейчас нормально? Ахим же… он не такой. И с ним Йоша.
– Да, – согласился Шольт. – Он не такой. Ты иди. Я посижу. Подышу воздухом.
Растерянный Мохито остался стоять столбом возле веранды – похоже, уже жалел о встрече и вопросе, не таившем коварства, но обернувшимся ударом по больному месту. Шольт пролез под гирляндой из снежинок, перегораживающей вход, отряхнул стул, бросил пакет с гранатами на стол, уселся и закрыл лицо руками. Накатило – не страх, что дома что-то случилось или случится. Из глубин души поднялась давно осевшая тина. Странно. Когда Ахим салат готовил, когда ели, когда за гранатом уходил – ничего подобного не было. А от разговора с Мохито как болото взбаламутило.
