Процесс длился уже более трех часов, и Игнатий слегка утомился. Один за другим выходили перед ним разные горожане, причастные к делу – соседи, воспитатели, рабочие мануфактуры – в общем, все, кто хоть как-то знал обвиняемую. Все они, держа руку на сердце, уверяли, что давно что-то такое замечали за девицей и в доказательство приводили разной степени нелепости истории, якобы подтверждающие ее вину. Кто-то видел, как она поласкала бельё в реке, а в корзину складывала, как по волшебству, уже сухое белье. Кто-то доносил, что наблюдал, как обвиняемая готовила ведьминское зелье, которое хотя и было на вид похоже на ячменную похлебку, странно и очень подозрительно пахло. Некоторые и вовсе утверждали, что видели, как похожая девица по ночам летает над крышами домов и заглядывает им в окна, пугая детей. И даже, казалось бы, такой смягчающий факт, что девушка все свое свободное время проводила в местной церкви, бескорыстно помогая немногочисленным тамошним служителям, обернули против нее. Вроде как она делала это по злому умыслу, на деле же пыталась совратить местное духовенство с пути истинного. Удалось ей это или нет, решить должно было уже другое расследование. На деле это значило, что все священнослужители вскоре исчезнут, оставив после себя лишь догадки и домыслы местной паствы. Конечно, думать будут самое плохое, на это и расчет. Но, на самом деле, их просто переведут в другое место, как правило, получше и подальше и часто в новом сане. Делалось это по очевидным причинам. Ведь ни один здравомыслящий человек в этом городке не будет ходить на исповедь к священнику, который в любой момент может сдать его с потрохами святой инквизиции.
Игнатий уже даже не слушал всех этих людей, которые мелькали у него перед глазами. Вся их болтовня слилась в монотонное бормотание, бессмысленное и занудное. А потому он весьма оживился, когда секретарь коснулся его плеча и сообщил, что свидетелей больше нет и пора огласить приговор. Святой отец немедленно отдал распоряжение, чтобы пленницу привели для оглашения приговора. Как ни странно, но самой обвиняемой на слушании не было, несмотря на судебные правила и предписания. Инквизитор знал, что будь эта прелестница здесь, перед его очами, ему было бы не до процесса. А потому специально отдал приказ, чтобы обвиняемая оставалась в камере до непосредственного приговора, дабы «колдовскими умениями не навести дьявольский морок на судей, обманом склонить их на свою сторону, тем самым подставив под удар дело инквизиции и всей святой католической церкви».
