– Ты че, Леха…Совсем уехал.– Юра оттолкнул брата. Ботинком вместе с красными искрами выбил из костра серебряную звезду на трехцветном ремешке.
– Брось, Юрок.
– Наградную книжку давай.
– А мне не надо.
– Потом скажещь. После первой пенсии.
– Ох, и нудятина ты, Юрок.
– Заслужил. Получай. – Юра Корзинкин положил теплую звезду в нагрудный карман. – Как иначе…
Леха передал брату переломанную пивную бутыль.
– Как хочешь. А я с чистого листа попробую.
И начал Леха Корзинкин пробовать. Пошел в гараж к Бегемотычу. Встал на покраску. Если умеешь, то работа денежная. А Леха умел. И главное… На глаза Лехе попалась Люба. Пока младший Корзинкин покорно и тихо жил себе в первой половине 19 столетия, до отмены крепостного права. Томился чувством неземным. Ходил на поклон к священной березе и стоял там под прибитой криво табличкой: «Щебень. Песок. Бетон. 2-47-47». В наикруглейшую с недисциплинированными волосами голову лезло всякое и непотребное: «…Люба, Люба люблю тебя у дуба, а также у березы. Несу тебе мимозы. Чтобы…Да как же он не видит…А че ему видеть, если ты не говоришь ничего. Да причем здесь это? Что я могу, если она сама? А Леха… Ведь для него это игра совсем. Или не игра?…Где же? Почти два, а раньше никогда не опаздывала». Навстречу Юре Корзинкину шли Леха и Люба.
– Здорово, Юрок. Чего делаешь?
Брат, ладно, но как изменилась Люба. Юра не верил своим глазам. Вся она лучилась. Скромная ее красота стала торжеством чистоты и нежности. Появился легкий, вроде бы неуклюжий, но такой заливистый, колокольчатый смех Настоящая, бесспорная королева шла рядом со старшим юриным братом. Даже скромное платьице из «нибожемой» превратилось в роскошный со шлейфом и бриллиантами «огогосподи!» Сначала Юра Корзинкин стыдился сам себя, но потом ничего. Как-то подутихло. Не терзался сомнениями, когда подсматривал за первыми объятиями и первыми вырванными поцелуями. Следовал тенью и ничего не стеснялся. Он видел как изменилось, переливалось многими цветами это трагическое для него сближение. Видел на пике, видел и тогда, когда оно входило в пике. Боясь глубоко вздохнуть, чтобы себя не выдать, Юра Корзинкин лежал в густой траве, а видел процарапанное самолетами перезрелое июльское небо и слышал совсем рядом, внизу, за поваленным выгнившим тополиным стволом.
– Леша. Лешенька. Не надо…
И сжималось острой болью сердце бедного Щекана.
– Ну ты чего…Люб? Если хочешь…У меня в ЗАГСе тетка работает. В миг распишемся.
