А не достать ли из шкафа тщательно упакованный выходной костюм папы Петухова, не насыпать ли ему в карманы шелухи от семечек (то-то он обрадуется, когда обнаружит их однажды утром, собираясь на важное совещание) и не повесить ли костюм аккуратненько обратно, стараясь, чтобы никто ничего не заметил?
А не открутить ли все краны на кухне и в ванной, не пустить ли толстой струей воду, не обратиться ли в тигра и не залезть ли в полную ванну, залив водой пол? И, когда раздастся шум поворачиваемых ключей из прихожей, не кинуться ли всей своей тигриной тушей туда, к милой сердцу мадам Петуховой, не поставить ли ей огромные мокрые лапы на плечи и не лизнуть ли розовым языком в лицо (и как раз вовремя, а не то мадам Петухова, обнаружив разор в квартире, немедленно упала бы в обморок).
И вот после всего этого можно уже снова обернуться серым симпатичным котиком и, пожалуй, прилечь поспать.
Я видел город на заре
– Вот, – сказала мадам Петухова, указывая на переноску, в которой смирно сидел Семен Семеныч. – Взяла с собой. Одного его оставлять совершенно невозможно! И как мы соседей не залили, просто чудо! Полночи прибиралась.
Кондратьевна слабо пошевелила рукой и сказала тихим голосом:
– Выпусти кота-то, пусть на воле побудет. Ишь, взяли манеру вольных животин запирать!
В квартире опять было не протолкнуться. Грустный Хэм, который вчера весь день носился по городу в поисках прекрасных незнакомок, и видел немало женщин и девушек прекрасных, видел еще больше женщин и девушек незнакомых, но ни одна из них той самой не оказалась, примостился в углу на шаткой табуретке, принесенной из кухни. Ни разу во время поисков сердце его не ёкнуло, ни разу взгляд его не насторожился, ни разу душа не воспарила. Вернувшись домой поздно вечером, он попробовал было навешать Даше лапши на уши по поводу срочной халтуры на работе, но быстро потерялся, стал мямлить какие-то глупости, вконец потерялся и сознался во всем. Даша выслушала его хладнокровно, так же хладнокровно сказала в ответ «Я так и знала» и наутро отвела его к Кондратьевне и Марье Михайловне, которые уже пили чай (ромашковый с мятой по настоянию дворовой ведьмы), одна сидя за столом, а вторая – сидя в постели с двумя подушками за спиной. Кстати сказать, между этими подушками была припрятана тетрадь в синей бархатной обложке, замок которой сломать не удавалось, а открыть было нельзя за неимением ключа.
Мадам Петухову быстро посвятили в проблему Хэма, и мадам Петухова тут же сказала, что, на ее взгляд, искать прекрасную незнакомку надо где-нибудь на Крестовском острове. В крайнем случае, на Васильевском. В общем, на островах. Обосновать свои предложения она ничем не могла, говорила только, что ей так кажется. И некоторое время все громко спорили. Марья Михайловна, у которой в школе по литературе была пятерка, едко сказала, что незнакомку надо искать в ресторане, расположенном рядом с озером и дачами, и громко и звучно – хоть никто ее не просил – прочитала наизусть все стихотворение Блока. Когда она читала, Семен Семенович, принявший для разнообразия облик гиббона, подкрался к Кондратьевне, всем своим видом показывая, что хочет обнять добрую старушку. И пока та гладила шерстку озорника и приговаривала: «Ты мой малыш!», одним махом вырвал синий альбом из-под подушки и взлетел на старый платяной шкаф. А потом – никто не понял как – раздался «крак», неприступный замок открылся и хитрый Семен Семеныч, довольно скаля мордочку, уже протягивал Хэму вскрытую тетрадь.
