И, подпрыгивая на кочках, трактор проехал мимо.
Брагин не узнал своей жены. Трудно судить его за это. Кто бы смог утром на похмелье узнать свою жену, сидящую на пыльной дороге в черном платке, за много километров от того места, где ей положено быть!
На краю села стояла хлебовозка с открытым капотом. Из моторного отсека торчала половина человеческого тела, вторая часть тела находилась внутри и чего-то там делала.
– Останови на секунду, попросил Николай тракториста.
Он выпрыгнул из кабины, подошел к хлебовозке и заглянул в моторный отсек. Обе половины человеческого тела принадлежали Володьке Фесенко, неуловимому старому другу. Николай тихонько отстранился от машины, встал поудобнее, размахнулся и врезал своего друга ладонью по мягкому месту. В моторном отсеке ойкнуло, тело задвигалось, и наружу вынырнула кучерявая Володькина физиономия с масляным пятном на лбу.
– О, Брагин! – расцвела в улыбке физиономия, – здорово, чертяка, ты что здесь делаешь?
– Рыбу ловлю.
– Ну и как?
– А-а-а, – отмахнулся Брагин от неприятного разговора.
– Мотоцикл у меня свистнули.
– Да ты, что? «Ковровец»?
– «Ковровец». Другого у меня нет.
– Вот гады! – заключил Володька, – убивать таких надо из рогатки, как говорил Остап Бендер! Постой, утром какой-то мужик тащил мотоцикл и, вроде, «Ковровец». Я здесь проезжал и мельком видел. Правда, не придал этому значения. Кажется, катил он его вон к тому дому. Ты сходи, узнай.
– Схожу, узнаю. А ты куда едешь?
– В район.
– Меня домой подбросишь?
– О чем разговор.
– Езжай! – крикнул Брагин трактористу и небрежно махнул рукой.
– Ты скоро справишься? – спросил он Володьку.
– Заканчиваю. Через пару минут едем.
– Я схожу насчет мотоцикла.
– Давай, – сказал Володька, – ныряя в моторный отсек.
Возле крайней хаты на лавочке сидели дед с бабкой.
– Драсте, – подойдя к ним, изрек Брагин.
– Здравствуй, мил-человек.
Незнакомый высокий костлявый скуластый не бритый «мил-человек» в помятой одежде сиплым голосом сказал:
– У меня украли мотоцикл, вы тут подозрительных людей не видели?
Дед с бабкой мгновенно вросли в лавочку и застыли на ней каменными истуканами.
– Не-ет, ничего не знаем, – медленно выпали из «каменной» бабы на траву деревянные слова.
Брагин повернулся, плюнул туда же грубое слово и зашагал к машине, оставив в покое окаменелых стариков.
Володька Фесенко захлопнул капот машины и спрыгнул на землю. Вытер руки грязной тряпкой и сказал:
– Все. Поехали.
Хлебовозка ласково заурчала, заскрипела железными боками и попрыгала по ухабам, выбираться на грунтовую автомагистраль.
