Хлопнула входная дверь. Щенки подняли головы, прислушиваясь. Леди, которая норовила и сесть, и лечь так, чтобы по бокам от себя иметь надёжную защиту из братьев, вскочила и оскалила клыки. Наскоро оглянувшись на меня, опять обратила взор в сторону холла.
В гостиную без обуви, в одних носках вошёл Пётр. Тяжело отдуваясь, он нёс в могучих руках отца. Псы вновь уронили головы на пол. А Леди, смущенная своей ошибкой, виновато поскулила и аккуратно положила голову на передние лапы. Я улыбнулась. «Она – леди, Катя права».
Пётр дотащил отца до кресла, стоявшее против моего, и, опуская в кресло, видимо, завершая разговор, сердито произнёс:
– …теперь, надеюсь, угомонишься. Здравствуй, Маленькая.
– Добрый день, Петя.
Петр ушёл за коляской. Я взглянула на Виктора – он смотрел в пол и, почувствовав мой взгляд, расстроено махнул рукой.
– Здравствуй, Виктор.
– Здравствуй, – буркнул он, так и не подняв глаз.
Я вернулась к чтению.
Виктор молчал долго, сопел, видимо, мысленно спорил с сыном, наконец, заговорил:
– В отделение чуть не забрали. Тётка какая-то полицейским нажаловалась, мол, которую неделю к людям с вопросами пристаю. Хотели до выяснения обстоятельств задержать, да Стефан уговорил отпустить. – Он опять умолк. Спохватился и пояснил: – Стефан нас случайно увидел, шёл к машине от пациента своего. А тётка эта соседка пациента. Повезло, в общем. Петька вот только шибко рассердился, теперь, наверное, со мной больше не поедет. – Он вдруг хлопнул ладонью по подлокотнику кресла так, что пёсики вскочили. – Ну и ладно. Я сам. Сам буду искать.
Я отложила книгу. Виктор покосился на меня, вновь отвёл глаза и продолжал:
– Хотел её найти. Будто на улице случайно встретить. Её, мою Пичужку. Да, ты не знаешь! Любовь моя первая, до сих пор только её и люблю.
– Зачем искать таким замороченным способом? Поговори с Павлом. Он подскажет, как искать, чтобы найти.
– Знать никто не должен.
– Павел не болтлив.
Виктор поднял глаза, из их тёмной глубины на меня смотрел – затягивал омут многолетней и безнадёжной тоски. «Оох! – мысленно охнула я и прикрыла живот руками. – Чем же ты живёшь, Виктор? Теперь я понимаю твоё отношение к Маше – ты мстишь ей, мстишь за то, что она не та, кого ты хочешь. Ты и смеёшься беспрестанно только затем, чтобы смехом заглушить тоску. Если ты не будешь смеяться, ты станешь кричать!»
Он отвернулся и, недобро усмехнувшись, спросил:
– Чего испугалась? Не нравлюсь таким? А ты послушай меня, может, и мнение обо мне переменишь.
