– Это ты прости, – Эден делает шаг назад, оборачивается. Бросает, не глядя, пальто на перила, берёт меня за запястье, приближаясь почти вплотную.
– За что? – не понимаю я.
– За это, – он обхватывает моё лицо ладонями. Они горячие, мягкие, уютные, но держат крепко – не вырвешься. Я и не пытаюсь. Смотрю, задрав голову, в глаза, в которых блестящими точками отражается луна. Или это так причудливо падает свет. – Не могу просто взять и уйти, Мэдисон.
– Тогда не уходи, – я снова говорю глупости, но думать связно не получается. Мыслей слишком много и сразу, чтобы уцепиться хотя бы за одну.
– Если не уйду, мне придётся тебя поцеловать.
– Это плохо?
– Скажи мне ты.
– По правилам ты должен был пригласить даму хотя бы на одно свидание, – улыбаюсь я.
– Теоретически их было три.
Мне безумно нравится, что между нами происходит сейчас, хотя уверена – происходить не должно. Но и отказываться не собираюсь.
– Убедил, – обнимаю за шею, тянусь губами к его.
У нашего первого поцелуя вкус черники и вина.
– Так, ещё раз. Значит, вы напились, и он тебя поцеловал. Зде… там, – Фил кивком указывает за свою спину – видимо, на входную дверь, так и оставшуюся распахнутой настежь. По лицу сразу не угадать, издевается или говорит серьёзно. – Вы переспали, – он кидает выразительный взгляд на потолок. Долго ёрзает в кресле, словно устраивается поудобнее. – Утром ты протрезвела и выставила его вон. Потом передумала, а теперь страдаешь. Пока я всё правильно понимаю?
Ничего он не понимает, а я не знаю, как объяснить. И надо ли объяснять. Зря, наверное, рассказала ему про Эдена. В конце концов, мне не шестнадцать. Разберусь сама.
– Всё хорошо, Фил.
– Угу. Поэтому выглядишь, как будто Альберт только что снова умер, но на этот раз ты его любишь.
– Ключи на столе. И документы. Я тебе там не нужна.
– Ага, это я понял. Кстати, можешь оставить машину себе, если она снова сделает тебя счастливой. Ты ведь из-за неё такая, да, жадина? А вовсе не потому что влюбилась в пацана.
– Иди к чёрту, – беззлобно бросаю я. Не до его шуточек сейчас.
Зачем-то поправляю раскиданные по дивану подушки с вышитыми на них цветами, пытаюсь выстроить идеально ровную линию. Они не слушаются, заваливаются на бок, падают на пол.
Когда погиб Брис, я возилась с ними несколько первых месяцев чуть ли не сутками. Прокол, стежок, опять прокол. Не ошибиться в схеме, выбрать правильный цвет и толщину. Немыслимым образом простые, размеренные и повторяющиеся движения помогали разглядеть в хаосе хоть какой-то порядок. Они успокаивали. А когда возвращалась холодная пропасть, я укладывала подушки вокруг себя, обнимала одну и неспешно раскачивала, представляя, что снова держу на руках новорождённую кроху.
