Грустная девушка у жуткого озера | страница 55



к тебе относиться, все равно все быстро разберутся.


шепот? За дверью будто бы шептались – но вряд ли, вряд ли. Я не мог сказать, хотел бы услышать шепот, или нет. Задумка была такая – если сегодня за смену ко мне придет хоть кто-то, хоть один человек, не обязательно больной, пусть хотя бы охранник заглянет и попросит зажигалку, я курил, он курил, почему бы ему этого не сделать, верно? Так вот, если хоть кто-нибудь придет, тогда я повременю, тогда я пойду к главврачу утром и расскажу ей, что уже два года мечтаю застрелиться. Если же никто не придет – тогда, значит, можно будет. Это вроде как ситуация, которая может разрешиться любым способом, но зачем же врать? Никто не ходит ко мне. Я не помню, когда в мою смену приходил хоть кто-то. Санитары дружат друг с другом, врачи – тоже. Главврач держится поодаль – но это потому что она глава. Я же не держусь нигде, большинство, уверен, и не знает о моем существовании. И вот я как будто бы могу не застрелиться сегодня, могу получить своего пациента или просто визитера и попытаться вылечить это свое неизвестно что, оказаться хотя бы пациентом в клинике, но перестать быть невидимкой – но на самом деле я уже сделал выбор.


если бы я его не сделал, я бы выбрал другие условия для задачи. Да и вообще, кто решает такие важные вопросы таким глупым способом? Местный клуб самоубийц, вот кто. Я вступил бы в него, вряд ли бы кто-то был против – да, медперсоналу не рекомендуется вступать в слишком близкие отношения с пациентами, но я сомневаюсь, что кто-то заметил бы, а если бы и заметил, сообразил, что я – это часть медперсонала, а если бы и сообразил, то скорее порадовался бы, что я выбрался из своей норки и начал социализироваться. Почему я не начал? Гордость, наверное. Мне кажется, было бы совсем оскорбительно, если бы я был невидимкой еще и в клубе самоубийц – среди единственной его участницы. И что там делать, даже если бы я не стал невидимкой? Пытаться воровать мышьяк и расстраиваться, что из него никак не делается марципан? Умереть от безысходности, потому что двое суток подряд слушала стихи Байрона? Наступать на грабли, пока не получишь черепно-мозговую не совместимую с жизнью?


любой из этих способов, признаться, был бы приятнее, чем нажраться стащенным вином и застрелиться в ночи. Или под утро. Или не застрелиться – это если я снова не осмелюсь. Это – моя пятая попытка. После первой я волновался, что меня уволят, после второй, когда Наполеон почти поймал меня за тем, что я ворую его вино, я опасался, что он меня заложит, после третьей – когда я случайно выкинул окурок прямо на санитара, я переживал из-за него. Когда ничего не произошло, мне надоело все это беспокойство, и я стал даже менее осторожным и расторопным – и ничего не случилось. И все-таки мне казалось, что за дверью кто-то был. Проверить? Этого в условиях не было, и я даже не знал, как растолковать такое – скажем, за дверью кто-то найдется, и я приглашу его войти, и он войдет – это будет считаться? А если я не выйду и этот кто-то не наберется смелости, и не войдет, значит, мне придется застрелиться, но это же будет зря, потому что человек просто засмущался. Может, там вообще кто-то похожий на меня, кто не верит, что может оказаться уместен, нужен, но конечно же, он мне нужен.