Бесы облюбовали электростанцию в разгар боевых действий, когда вечная мгла вывела из уравнения солнечную энергию, а ветра и атом стали абсолютно непредсказуемыми. Рядом с ней был возведен мейнфрейм Антихриста. Божья бомба была призвана положить конец противостоянию, уничтожив единственный источник энергии бесовской цитадели, но ангелы допустили промах. Святому воинству пришлось штурмовать крепость как есть. Потери были огромными, но все же мейнфрейм удалось захватить. Спаситель отправился на переговоры с проклятым греховным ИскИном, а затем настал день Апокалипсиса, перечеркнувший триумф победы. Мейнфрейм расцвел огненным цветком на закате седьмого дня осады, а небо заполонили тучи наносаранчи, промчавшейся по миру смертоносной волной, уничтожившей всю органику. Только вмешательство Паргелиона позволило остаткам человечества уцелеть на руинах бесовской крепости, в последствии ставшей последним городом на земле – Иерополем.
Штейн воскрешал картины былого, перебирая разрозненные кусочки мозаики в своей голове. Баррет, похоже, много не знал никогда. К чему было ворошить прошлое, если будущего не существовало как данности? Одна скупая вера в возможность искупления и вознесения. Даже ангелы не покидали пределов своей летающей скалы, обратившись полузабытым мифом с задворок увядающей памяти Штейна.
Они заскочили на поднимающуюся платформу вместе с выводком полуразумных бесенят под предводительством чревовещателя, тремя амбалами-чертями и одноглазой ведьмой-прорицательницей. Последним на лифт поднялся юродивый в защитном комплекте, прикрытом противорадиационным плащом не по размеру. Тот был слишком мал и местами разорван. Бурые пятна вокруг прорех напоминали следы крови. Грязь покрывала их толстым слоем. На спине плаща был выведен полустертый знак – раскрытая длань Спасителя с божественным всевидящим оком посреди ладони.
Миссионеры не были редкостью в Адском Котле. Аколиты, несшие свет истинной веры в гетто, в основном слыли чудаками и безумцами, самыми бесполезными кадрами, которыми не грех и пожертвовать во имя благого дела. Глаза и уста Синода среди безбожников – так их именовали официально. В кулуарах же говорили – церковный мусор среди городских помоев. Для чертей они становились потехой и бесплатным развлечением.
Пассажиры лифта не обращали на миссионера никакого внимания. Со стороны он казался примелькавшейся фигурой, не предвещавшей беды. Миссионер покойно устроился на самом краю платформы, пристально всматриваясь в бездну. Лица под маской респиратора было не разглядеть. Отчего-то он вызывал у детектива непривычную тревогу, но от раздумий его отвлек Баррет.
