Детектив с трудом принял вертикальное положение и уселся на измятом матрасе, расстеленном в углу комнаты, которую он снимал над пельменной Старой Наны на тринадцатом уровне Адского Котла. Аскетизм, достойный истинного грехоборца, просматривался в каждой детали сего убогого жилища. Стул, стол да пыль по углам – вот и все скромное убранство. Вместо окна – горизонтальная щель у самого пола, прикрытая прозрачной полимерной пленкой. С улицы доносились запахи пряной еды вперемешку с вонью нечистот вкупе с сернистыми дымами, вырывавшимися из разлома, проделанного божьей бомбой. Гомонили бесы, перекликаясь своими резкими грубоватыми голосами с размеренной усталой речью обычных грешных людей. То были неудачники, неправедники, беглецы и бродяги, чья жизнь под властью Синода не задалась. Такие, как Нана и он сам.
Штейн уставился на амулет, одиноко висевший на стене. Раскрытая длань Спасителя с божественным всевидящим оком посреди ладони. Несколько минут он пристально всматривался в него, пока не привел мысли и чувства в норму.
Последним утренним ритуалом по порядку, но не по важности был укол ихора. Штейн нащупал пневматический инъектор под матрасом и вколол себе дозу. В запасе оставалось еще несколько карпул. После того, как они разберутся с убийцей бесов, следовало наведаться в Мортуарий за добавкой. Ихор позволял замедлить процесс распада личности и обращение в пустышку. Так ему говорили хароны, и пока это работало. Как лицензированный грехоборец и сотрудник Бюро Штейн обладал приоритетным доступом к запасам маслянистой голубой жидкости, которой был лишен безвольный бедолага, ныне потрошащий чертей по всему Адскому Котлу по чьей-то злой воле. Убийца ничем не отличался от сотни других пустышек. Манкурт не выбирает своей судьбы. Штейн же нашел свое место в этом городе. Он приспособился. Выжил, несмотря ни на что.
– Да, феофил, но ради чего? – Сефирот завис прямо перед лицом детектива.
– Это данность и типичное свойство жизни. Такие уж мы есть. Забавно, что ангелам сие неведомо. Проклятый Антихрист – и то понимал больше вашего, будучи всего лишь набором нулей и единиц. Вы неспособны осознать природу человеческого разума.
– Неужели? Мы играем в игры с младенцами. Бросаем вам мяч и наблюдаем, что вы станете с ним делать: пнете, поймаете, продырявите, сядете на него верхом, споткнетесь и расшибете себе голову.
– Зачем?
Сефирот развел руками:
– Мы лишь инструменты божьи. Промысел Его непостижим нам.
