– Откуда только умный такой взялся? – пробормотал Данияр, и тронул поводья, понуждая коня ступить на княжий двор.
Тёмный терем встретил их такой же гулкой пустотой. Лишь в княжьих палатах теплился какой-то синеватый свет. На месте князя восседала сейчас богато одетая женщина – княгиня, поняла Валька. Холодная, белая, как снег, но всё ещё удивительно красивая, несмотря на запавшие глаза и бескровные губы. По обе стороны от неё сидели так же богато убранные дети. Сын постарше неживым истуканом занимал кресло княгини. Ещё трое детишек, синевато-бледных, свесив ножки, алчно поглядывали на пришельцев. Но с места не двигались. Пара таких же мёртвых слуг стояли у светильников, горевших почему-то синим пламенем.
– Да-ни-яр… Пришёл… – прошелестели сухие губы княгини.
– Пришёл, Ярославушка. Пришёл.
Данияр сделал шаг вперёд. Детишки зашевелились – как-то неестественно и оттого страшно. Княгиня поднялась, с трудом, будто была древней старухой, но всё ещё властно:
– Кто девка? – она указала на Вальку. – Подарок мне?
Данияр обернулся, будто впервые видел Вальку. Потом вновь повернулся к Ярославе:
– Любит она меня. За мной пришла.
Валькирия почувствовала мучительную волну жара, полыхнувшего до самой макушки, и тяжесть в груди. Княгиня зыркнула на неё бельмами, зашипела:
– Убью! Мой ты! Мой!
– Твой, Ярослава, да с одним условием, – Данияр вынул из-за пазухи фляжку. Рука его подрагивала, но, может, Вальке только это показалось. – Не мила ты мне такая. Пошто мне юную жизнь на твоё холодное посмертие менять?
– Не будешь мой? Выпью! Станешь! Девку съем!
– Не выпьешь, не съешь, коли я себя да её жизни лишу, – второй рукой воевода прижал нож к горлу. – Навьями мы встанем, да не будет у тебя прежнего Данияра. Не твой я буду – просто тело ходячее. Упырь безмозглый. А коли согласишься, дамся тебе. Сама выпьешь, при тебе буду. Твоим.
Воевода быстрым жестом поманил Вальку, и та пошла, не чуя под собой ног. Смерть пугала сейчас, как никогда раньше. Но чего она ждала? Раз уж пришла в самое сердце навьего мира. Сильная рука обхватила её за плечо, и это успокоило немного.
– Ну что, Ярослава, будешь меня слушать?
Визг и шипение были ему ответом. На лавках бесновались мёртвые дети. Слуги тряслись, закатив глаза, будто в трансе. Только старший сын княгини остался недвижим. Наконец, его мать успокоилась, глянула страшно:
– Что хочешь?
– Вина хочу! – вдруг сощурился Данияр. – Выпьем с тобой, как прежде. А после – должна ты отречься от прошенного у Морены.
