– Господи Боже! Засада! Мы все покойники!
Великий Магистр подъехал к графу, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить его. Вместо этого он сильно толкнул того в спину. Граф взмахнул руками и упал в вонючую грязь.
– Замолчи, предатель, – прорычал Жерар, убедившись, что тот нахлебался илистой жижи. И обернулся к королю:
– Мой государь, Ваши приказания?
– Приказания? – Ги непонимающе посмотрел на храмовника. – Да, приказания. Пусть кто-нибудь разобьет мой шатер…
Граф Раймунд предпочел не заметить выходку бывшего вассала. Его авангард двинулся к холмам, которые сарацины уже считали своими. Христианская пехота, выстроившись клином, отбросила противника и поспешила занять возвышенности.
Присланный графом гонец передал королю, чтобы тот двинулся через селение, не останавливаясь, вплоть до Генисаретского озера. Ги Лузиньян, казалось, вернул себе присутствие духа. Он отвечал, что будет следовать за авангардом.
Все спутала новая атака сарацин. Саладин послал свой левый фланг, под командой Гёкбёри в центр христианского войска. Магометанской кавалерией командовал сам Афдал, сын Саладина.
Арьергард пришел в смятение. Храмовники и иоанниты едва сдержали натиск нападавших. Тамплиеры контратаковали одновременно с авангардом графа Раймунда, направившим свой отряд против Таки ал Дина и правового фланга мусульман, заблокировавшего продвижение вперед.
Король, не зная, что делать, остановил ратников.
– Увы! Увы! – повторил он слова графа. – Все кончено, мы все погибли, и королевство потеряно!
Войско латинян встало, закрепившись на рогах Хиттина. Сарацины откатились к своим палаткам. Вражеские атаки на время оставили христиан. Атаки, но не жажда.
К вечеру даже самые гордые из тамплиеров выстраивались в очередь, чтобы, упав на колени, погрузить лицо в затхлую жижу. Туда, где еще недавно лежала дохлая овца.
Лошадей не поили вовсе.
Жерар де Ридефор знал, что это ошибка: лошади были их спасением. Для христианского рыцаря сражаться означало биться в седле; орудовать пикой; превзойти врага умением править конем. Бросить умирать лошадей означало признать поражение. Пешему в пустыне спасения нет.
Поддерживать боевой дух ратников становилось задачей почти невозможной.
В первую же ночь сон армии у Хиттинского колодца был прерван доносившимся отовсюду бормотанием. Войско мусульман творило молитву. В сумерках выкрики муэдзина придавали ритм монотонному рокоту лагеря.
Некоторые воины христиан, завороженные этими звуками и обезумев от жажды, оседлали коней и поскакали через пересохшее плато к невысоким овражистым холмам, окружавшим Генисаретское озеро.
