–Только добровольцы!!! И, из добровольцев, только те, которых я сам отберу!!!
А ты "герой", конечно "герой", в числе первых, ринулся, на "подвиг". А почему?" – возражая сам себе, – "почему на "подвиг"? И в первом ряду, в строю, я, потому и…, да и вообще все же, вслед за мной, добровольно…
Да ладно, уж куда там все! Говорят, примерно две трети на месте остались, не решились сделать ни одного из трёх шагов вперёд, когда, сразу после зачитанного перед строем приказа, осознали с чем придётся столкнуться. Вспомни, как Жорж, опустив голову, избегая твоего взгляда:
–Алекс, я не трус! Ты же меня знаешь! Но тут такое! Прости…, прости, брат…
Так что, не жди, не придёт она. Как она сможет простить тебя? Да и зачем ты ей? Она из богатой семьи, а ты? Нищ и гол. И спишут, наверняка отправят в отставку после этих ранений. Так что, не нужен ты ей, совсем не нужен…"
Она пришла когда небесное светило, коснувшись сиреневой дымки моря, начало сливаться с ним в "страстном поцелуе". Запыхавшись сбегая по ведущей сверху, от расположенного по другую сторону горы отцовского имения, тропинке, отстегнув закрывающую лицо до самых глаз ажурную, полупрозрачную ткань, не глядя на него, раздражённо попинывая прилипающие к ногам длинные, до земли, юбки, подошла и села в полуметре от него.
–Я не буду плакать, – прошипела, сквозь судорожно стиснутые зубы, – я не буду из-за тебя плакать, ты недостоин этого, ты не сдержал своего обещания данного мне.
"О, Господи! Какая же она красивая!" – Александр ни на мгновение не мог отвести взгляд от точёного, классического профиля, – "она невозможно, божественно красивая!"
Не отрывая глаз от одинокой слезинки серебряной бисеренкой скатывающейся по смуглой щеке, тихо прошептав:
–Не плачь, Моника, конечно не плачь, любимая моя, – нежно-просяще взял в ладонь изящную холёную ручку, поднёс к губам и поцеловал.
–Любимый мой!!! – взвыла девушка. Рванувшись, прижавшись к нему всем дрожащим от рыданий тельцем, закрыв глаза с льющимся из-под век потоком слёз, зачмокала губами по щекам, глазам, лбу, носу, губам, подбородку, – люблю!, люблю!, люблю тебя!, милый мой!, родной мой, ненаглядный мой!, единственный!
Блаженство продолжалось недолго, секунд пять-шесть. Потом, резко оттолкнув от себя мужчину, Моника, закрыв ладонями лицо, запричитала как, похоронившая единственного ребёнка, мать:
–Уходи! Не прикасайся ко мне! Как ты мог?! Как ты мог бросить меня? Ты обо мне подумал тогда? Ведь ты же мне обещал! Ты же мне сказал, что вся твоя жизнь принадлежит мне и только мне! Ты меня обманул!
