Эх, Сорока… говорил мне Дуб, говорила Елка – не привязывайся, Дерево, к тем кто без корней. Кто знает, куда их занесет?
Тетерева говорят, видели людей. Ох, не к добру это.
День кончился, скоро новый день.
Я говорю в прозрачное небо, в звезды, что отражаются в реке:
– Пусть откроются пути для тех, кто может вернутся.
И в ночь поднимается туман от реки.
он скрывает поля и стоги сена, прячет мир от людей. Но в его мягкой мгле любой зверь или птица найдет дорогу домой.
Утром загорается рассвет, и свет мягко пробивается сквозь водную взвесь, медленно стирая туман, оставляя его лишь в узких оврагах.
Над головой шелестят крылья.
– Сорока?
Крылья – но не только ее зашуршали в небе. Утки летели прочь с озера, где скоро начнется охотничий сезон. Им туман тоже сослужил добрую службу.
Но кое-то сел на ветку. Удивительно, сколько радости от этих черно-белых перьев.
– Сорока?
– Ну привет…
Отворачивается, воротит клювом. Не смотрит. Или боится смотреть?
– Ты где была, крытая?
– Ну.... так…
Вот как ее понять?
Не смотрит, но к веткам прижимается. Не выдерживаю:
– Да что с тобой не так, птица?
Она молчит. А ведь обычно не умолкала.
– Что случилось? Отвечай, или скину с ветки.
– Ну… многое…
И снова молчит. Я бы стряхнул, но в тумане раздались шаги. Мягкая поступь лам, тяжелая походка, легкие нити корней. И все – к моим корням.
– Туман звал нас сюда? Раз так, то мы пришли. О, Сорока! Помню, виделись, когда снега таяли. Ты где пропадала?
Волче уселся у моих корней. И не только он.
А моя птица виновато опустила голову. Ладно, не буду ее стряхивать. Послушаю…
Не хочу ему рассказывать. Но что поделать? Внизу сидит Волче, а где-то над туманом, на высоте, недосягаемой для охотников, летят китежские гуси.
Все началось весной.
Уже такой далекой весной…
Или прошлой осенью?
Наверное, именно тогда все пошло не так.
Когда он нашел чертов телефон, а Лиса позвала меня … вернее, попросила пару проводов из моего гнезда. Видела рыжая, как в моих коготках они приносились. Только толку не было – телефон не работал. Но мне впервые пришлось общаться с Деревом.
Говорила мама да подружки – не привязывайся душой к тому, кто летать не может. Но что поделать? Что тогда, что сейчас: смотрю и думаю – а делать-то что?
Если зависишь от его мнения. Если хочешь вернуться, но…
– Там горели леса.
Дерево молчит. Все знают, что горели – дым по всему Диколесью стоял.
– Ну а ты, Сорока? Ты улетела?
Киваю.
Он вздыхает, шевелит листьями. Вроде как – что такого?
