Когда они вернулись, имперец сидел, положив ногу на ногу и подперев рукой лицо. «Привычка у них у всех, что ли, такая» – подумал Астэ. «Какой самоуверенный».
– Вижу, Вы заскучали? – спросил он с улыбкой.
Имперец окинул его взглядом, полным безразличия и презрения.
– Понимаю, обидно, когда ничего не можешь сделать для собственного обреченного народа. И оружие вроде есть – целая установка по уничтожению планет – но, какая жалость! Ей не воспользуешься. И зачем ее только делали, вот для кого…
Пленник дернулся, пронзив Астэ сжигающим все на своем пути взглядом. В то же время в его ярко-желтых сверкающих глазах можно было уловить страх и какую-то панику.
– …и зачем держат в таком месте, не пуская в бой!
Но имперец, похоже, понял, к чему все идет. Он сидел, стиснув зубы; на его лице отражались отчаянные усилия.
Астэ кинул взгляд на Лэнги – и верно: его лицо ничего не выражало; более того, на нем появился оттенок бессилия. Астэ посмотрел на товарища успокаивающе; затем его мимика резко поменялась, он быстро зашел за спину пленнику и изменившимся тоном сказал:
– Понял, значит, что мы с тобой не в игры играем? Так вот слушай, имперская ты морда. Мы, в отличие от вас, никого порабощать или уничтожать не собираемся. То, что мне нужно, я по любому узнаю – это вопрос времени, поскольку методов у меня много. В твоих интересах сказать это сразу, здесь, по-хорошему, пока я говорю с тобой, как человек с человеком, хотя ты этого и не заслуживаешь.
Имперец продолжал сидеть со стиснутыми зубами.
– Идиот, – выругался Астэ. Затем он как-то очень тяжело вздохнул и обратился к Лэнги:
– Думаю, твоя помощь тут уже не понадобится.
Тот взглянул на него вопросительно.
– Можешь идти, Лэнги.
Он все смотрел. За это время Астэ научился читать по его глазам. Подобно тому, как у слепых обостряются прочие органы чувств, он, не умея воспринимать мысли, научился распознавать малейшие эмоциональные колебания на лицах людей. Сначала в глазах Лэнги было искреннее непонимание; затем по ним будто бы проскользнула молния; а потом они стали выражать такое дикое отчаяние, что Астэ стало не по себе.
– Лэнги, иди, – сказал он это чуть более громким, слегка подрагивающим голосом, не допускающим в то же время никаких возражений.
Тому ничего не оставалось, как подчиниться.
Оставшись с имперцем один на один, Астэ начал:
– Наверное, очень обидно, когда не можешь, в отличие от сородичей, блокировать боль? Эти все уже пользуются своей способностью, как данностью, а вы и этого не можете. Впрочем, оно вам и не нужно особо, да? Но это как посмотреть.
