Когда доктор оставил её на крыльце и, попросив подождать минутку, скрылся за углом здания, Лика покачнулась и опёрлась о холодную стену. Вдруг резко стало не хватать тёплой твёрдой руки врача, поддерживающей и не дающей упасть.
Послышалось дребезжащее громыхание, и из-за угла появилась пара. Тощий мужик в изношенном спортивном костюме и женщина в старых джинсах и грязно-розовом свитере волокли что-то следом за собой. Причём их грудь пересекали не то ремни, не то верёвки. Когда они приблизились, Лика поняла, что не ошиблась, приняв эту пару за людей в упряжке. Действительно, двое тащили за собой что-то вроде тележки – старое громыхающее корыто с облупившейся краской и следами росписи по бортикам.
Запряжённые остановились у парадного входа боком к Лике. Из расписной тележки, словно из сверкающего кабриолета, грациозно выпрыгнул Погорельский, снова подхватил Лику под локоть и повёл к возу.
– Это ещё что такое?! – Лика, выдёргивая локоть, упиралась и даже ухватилась за край рассохшейся доски, с которой ошмётками слезали облупившиеся псевдо-народные узоры. – Людей в упряжку?!
Это было слишком. Шокер для пацана-садиста, пощёчины для хамки, даже фенол для гада, загрязняющего воздух. Всё это ещё можно понять. Но запрячь людей в повозку значило уравнять их с животными.
– Это самое гнусное попрание прав человека, которое я видела! – выкрикнула Лика какую-то давно заученную фразу, сейчас так удачно всплывшую в памяти.
– Да неужели, – улыбнулся Погорельский. – А не вы ли, дорогая правозащитница, со своими друзьями не так давно устроили вот этот пикет?
На экране смартфона, снова оказавшегося в руке врача, Лика увидела саму себя. Действительно, с полгода назад вся пресса Добромыслова гудела о «концлагере для лошадей». Оказалось, что вся прибыль по контрактам на катание детей лошадками уходила ушлой парочке бизнесменов, которые, как выяснилось, кормили животных помоями, не лечили, били и вообще держали в кошмарных условиях. На территории обычного частного дома они превратили простой сарай в конюшню, где тощие животные с проплешинами и поломанными костями стояли почти по колено в собственном навозе, который никто не трудился убирать. Никаких документов и справок у предпринимателей не оказалось, ветслужба, к которой обратились активисты и журналисты, только разводила руками.
Лошади быстро дохли, и их тощие обезображенные тела сбрасывали в старый песчаный карьер. И никто не мог ничего с этим поделать – частная собственность и всё такое.
