По прошествии дней, когда Стас уже свыкся со своим новым домом, ведомый то ли бессмертной человеческой любовью, то ли рефлексами, задумал искать родительский. Готовый ко сну в сырой земле, он вышел к людям. Несведущие не заметили ничего необычного в сонном мальчишке в пыльных одеждах, и в их окружении тот почти почувствовал себя вновь нормальным. Как оказалось, до родного городка было совсем недалеко; из ближайшей деревни утром ходил автобус. Без денег брёл по обочине и, переночевав в овраге на окраине, на следующий день добрался до места. Даже мёртвое сердце терзал порыв открыть дверь, упасть в объятия, крикнуть: «Мама! Папа! Я живой! Я вернулся!». Но нет. Нельзя. Какой удар хватит родителей, увидь они на пороге умершего сына? Потому, в самый последний момент, когда мать, будто почувствовав что-то, посмотрела в окно, покойник спрятался за старым вязом. Так и простоял, зачарованный неподвижностью её тени в пятне света на траве, пока не провалился на месте.
Стас задержался в мире живых. Пришлось украсть с бельевой верёвки чью-то олимпийку с капюшоном. К счастью, никто не всматривался в прохожего, не узнавал. Трудно было лишь, когда портилась погода. Без своего «убежища» и небесной панацеи Стас был вынужден особенно тщательно прятаться и ждать, пока выглянет солнце. Рисковать психическим здоровьем возможных случайных свидетелей побуждал тот разговор маминых подружек, что провожали его в последний путь. Старшего брата мучило исчезновение младшего. Обходя десятой дорогой места, где могли оказаться люди, которые знали покойника при жизни, он сновался по городу. К отклику в пустой груди, вместо Пети находил лишь расклеенные на фонарных столбах и автобусных остановках объявления о розыске. Вдоль и поперёк обошёл своё и парочку чужих кладбищ, буквально перекопал злополучный парк. Готов был достать мальчика из-под земли, но тот как сквозь землю провалился.
С отчаянием мешалась жажда мести. Лучше прочего жертва запомнила лицо убийцы. Безумные глаза, в которых горело пламя заката. Стас не фантазировал, что будет с обидчиком, к которому его тянет будто бы сама суть мироздания, если вдруг встретятся. Тот не так заботил. Да и псих тоже сам собой не находился. Складывая два плюс два, старший брат воображал худшее, нечто пострашнее неизвестности. Время шло. Он смотрел, как оно ветром срывало листовки. Уносило в никуда.
Как ни крути, даже ему, по-видимому, бессмертному, далеко до вечности. Мертвая сущность быстро забирала своё. Не плоть, так душу. Стас по-прежнему искал, ведомый не надеждой, что давным-давно умерла, сразу после него, а тем, другим, что задержало его на этом свете так надолго. Любовь, да хотя-бы ненависть скоро угасали, как разлагающийся труп. Даже днём случайный ближний, если обратит внимание, если заставит разум замолчать и прислушается к своему подсознательному, животному, истинно верному, наконец, узнает в парнишке нечисть. Однако доселе никто попыток не предпринимал.
