– А если… память стереть… Потом отпустим… Заодно опробую новое заклятие из книги… – вся решимость куда-то делась, стоило бывшему жрецу посмотреть в испуганные детские глаза.
– Э нет, вот поедем весной на ярмарку за заморскими травами, там и опробуешь. А этот один раз пробрался на остров – и другой проберется, – колдун нахмурился. – Или струсил? Так я мигом твою жизнь присвою, если она тебе не нужна.
– Нужна мне жизнь…
Фер понял, что отныне больше не сможет молиться Ночной Госпоже. Если б та сейчас узрела это непотребство, то послала бы своему нерадивому служителю немедленную смерть. Да и Небесный Владыка такого не прощает… Но почему-то Ворон до сих пор жив, даже не хворает…
– Так что, ты сам мальчишку умертвишь или мне вас обоих? – нетерпеливо проворчал Ворон.
Фер тяжело вздохнул, схватил мальца за руку и потащил к озеру.
– Вздумаете бежать – до берега дойти не успеете… – предупредил мудрец.
Мальчишка кричал, вырывался, умолял пощадить, но Фер был сильнее. Мальца пришлось усыпить, пока молодой колдун разжигал на берегу Чаши костер и искал веревку, а так же нужные для ритуала травы, засушенные с лета. Ворон наблюдал за всем, довольный своим учеником:
– Набирайся чужих сил. Потом я тебя убью, когда мне надоест с тобой возиться – и все силы мне достанутся.
Фер молчал, не отвечая на подначки. Он проводил ритуал. Рука не дрогнула, даже когда мальчика топил в озере. Только скривился, когда Ворон потребовал:
– А теперь оживи. Я посмотрю, хватит ли тебе силушек с пацаненком так долго забавляться, как с птицей.
Внутри всё как огнем обожгло.
– Не буду оживлять! – возразил Фер.
– Будешь, будешь. – Ворон присел на поваленное дерево. – Думаешь, я дам тебе забыть, что ты сделал. Ну нет, глупый жрец, раз пошел этой дорогой, то навсегда запомни, что ты теперь Тьме служишь. Решил, что обучишься у меня всему, убьешь меня, героем станешь, зло из этого мира уведешь. Нет, даже если суждено тебе будет меня победить, то теперь ты просто займешь моё место…
Тело мальчика прожило ещё три дня. Он прислуживал им с Вороном за трапезой, носил воду, даже починил рваную рубаху Фера. И каждый взгляд в пустые глаза паренька будто бы убивал что-то в самом жреце. Когда на третий день маленькое тельце свалилось бездыханным, уже ничто не дрогнуло в некогда горячем сердце.
– Вот теперь можешь звать меня учителем, – довольно сказал Ворон, глядя в потемневшие глаза Фера.
