– Как так сталось, что ты прежнее имя отринул и стал зваться Вороном? – спросил он вдруг.
Отшельник не стал оборачиваться, но ответил, хоть и нехотя:
– Когда природу свою слабую жалостливую отринул, тогда и от имени отказался. Да и зачем мне было имя, пока я здесь один был…
Фер ничего не ответил, пошел следом молча. У него даже походка изменилась, шаг тяжелым стал.
– А с чего это ты про имя-то спросил? – поинтересовался Ворон. Дурное это, что мальчишка молчаливым стал, закрытым, ведь раньше болтал без умолку.
Ученик ничего не ответил, но старец настаивать не стал. Так и провели день молча. Вечером, как вернулись в дом, пока Фер травы выбирал да в пучки вязал, Ворон похлебку сварил. Вышел на улицу – темень, хоть глаз выколи, ночь безлунная, а ученик сидит на поляне и даже костра не разжег.
– Отложи Фер, дела. Не убегут от тебя травы, лучше есть иди, – позвал парня старец.
Тот посмотрел на учителя и головой покачал:
– Не по нраву мне это имя стало, я его носил, когда Госпоже служил, у людей жизнь не забирал. Сейчас мне по нраву хмурые дни, а лучше всего безлунные ночи.
Бывший жрец помедлил, но в темноте ухнуло, а потом зашумели крылья. Отшельник выжидающе поглядывал на ученика.
– Зови меня лучше Филином, – попросил он. – Или никак не зови…
«Как подменили мальчишку!» – решил Ворон. – «Уж и от имени человеческого отрекся. Пора с ним кончать, а то и впрямь убьёт меня…»
– Иди в дом, Филин.
Не каждый день подходит для такой жертвы, да и нельзя столько силы разом в себя принять – так и рассудок потерять можно. Стал Ворон выжидать, а старый кинжал, чьё лезвие рунами изукрашено, подальше спрятал, чтоб ненароком не потерять. Он пригодится в колдовстве и примет в себя всю силу мальчишки, чтобы потом неспешно насытить отшельника.
А Филин-то возьми да изменись опять – снова шутить принялся, улыбаться, даже глаза вроде бы живыми стали, только вот от нового имени не открещивается и днем на улицу без нужды не выходит. Уж третий месяц на остров никого не приводит, с книгой сидит, изучает.
– Чего задумал-то, Филин? – словно бы невзначай спрашивал его Ворон, но тот только отшучивался.
– Всё тебе скажи. Сам всё увидишь!
Чем ближе день, который Ворон для своего черного дела наметил, тем мрачнее отшельник. Не хочется Филина убивать: впервые за много лет кого-то под стать себе нашел. Сам себя уговаривает что, мол рано от мальчишки избавляться, пусть сил ещё поднакопит, а потом вдруг как проясняется: да это же юнец ему голову морочит.
