С трудом повернув голову, он увидел сидящего рядом с его кроватью Аркадия Петровича Зорина.
– Дмитрий Николаевич, вы меня слышите? – обратился он к Митеньке, напряженно вглядываясь в лицо молодого человека.
Ответить Митеньке не хватило сил, и он лишь слабо кивнул.
– Вы в больнице… – Зорин запнулся и продолжать не стал.
Вместе с чувствами к Митеньке постепенно возвращалась память. Сперва в голове мелькали рваные обрывки и мутные образы, но внезапно с болезненной остротой они сложились в мучительную картину.
– Пожар! – хрипло выдохнул Митенька и попытался сеть, но Зорин его удержал.
– Лежите, Дмитрий Николаевич, вам нельзя пока вставать.
– Что.. Что произошло? – Митенька хотел схватить Аркадия Петровича за руку, но его пронзила острая боль.
Только теперь Митенька увидел, что вся его правая рука от плеча до кончиков пальцев перевязана бинтами, на которых проступали какие-то ржавые пятна. Рука сильно болела.
– Что со мной?
– Вас вытащили из-под горящих обломков. У вас очень сильный ожог. Руку еле удалось спасти. Сейчас уже всё не так плохо, но не шевелите ей пока, иначе рубцы опять начнут расходиться, – помолчав, Зорин добавил, – возможно, вы никогда не сможете владеть правой рукой в полной мере. Мне очень жаль.
Митенька его не слушал.
– Что с матушкой и Софи? – одними губами спросил он, не в силах произнести вопрос вслух, но Зорин его понял.
Он отвернулся и несколько мучительных секунд смотрел в сторону, а когда снова посмотрел на Митеньку, по щекам его текли слёзы.
– Я вам соболезную, – проговорил он сдавленным голосом, – Александра Михайловна и Сонечка… Софья Николаевна, они… – произнести страшные слова Зорин не смог, закрыл лицо руками, плечи его сотрясались от беззвучных рыданий. Наконец, совладав с собой, он глухо произнес: – Их схоронили десять дней назад.
Митенька закрыл глаза. Слёз не было, только мучительная боль сжала грудь тугим ободом, не давая вздохнуть.
– А Белецкий? – спросил он, не открывая глаз.
– С ним все хорошо, только пара рёбер сломаны и сотрясение. Он придёт к вам позже.
Митенька ничего не ответил. Ни тоски, ни горя он не чувствовал, казалось, душа его онемела. Зорин похлопал молодого человека по здоровой руке.
– Отдыхайте, Дмитрий Николаевич, – произнёс он уже с профессиональной докторской интонацией, – вам нужно набираться сил.
Физические силы и впрямь возвращались к Митеньке с каждым днём все больше, но душевный паралич его не отпускал.
Теперь, просыпаясь, он каждый раз обнаруживал подле себя Белецкого. О пожаре они не разговаривали, да и вообще говорил преимущественно Белецкий, а Митенька молчал. Когда скудные новости у Белецкого заканчивались, он начинал читать молодому человеку вслух.
