Белецкий бросился вверх по лестнице. Митенька старался от него не отставать, но ему уже не хватало воздуха. Молодой человек судорожно вдохнул, горло и легкие обожгло едкой гарью. Согнувшись пополам от разрывающего грудь кашля, Митенька был вынужден остановиться на первых ступенях. Белецкий за это время успел добежать до верха.
Тут раздался треск. Дубовые балки, поддерживающие галерею, полыхая, полетели вниз. Лестница обвалилась.
Митенька оказался на полу среди горящих обломков. В нескольких шагах от него неподвижно лежал Белецкий. Отбросив пиджак, от которого в этом аду уже не было никакого прока, задыхаясь и кашляя, Митенька кинулся к своему наставнику. Он перекинул руку Белецкого себе через плечо, обхватил его и, проседая под тяжестью бесчувственного тела, потащил к двери. Тут рухнула ещё одна балка, и проход оказался закрыт.
Митенька оглянулся. Единственным путём к спасению оставалось огромное французское окно, чтобы добраться до него, нужно было преодолеть всего каких-нибудь три сажени. Вокруг продолжали валиться огненные обломки. Того гляди должна была обрушиться крыша.
В паре шагов от окна Митенька споткнулся и упал, но теперь спасение казалось совсем близким. С трудом поднявшись на ноги, он понял, что снова взвалить на себя Белецкого у него не хватит сил. Митенька схватил наставника под мышки и оставшееся расстояние до окна проволок по полу.
У французского окна на манер английских гостиных стоял изящный декоративный столик с фарфоровыми статуэтками и массивной медной масляной лампой с круглым, желтоватым, похожим на луну плафоном.
Митенька схватил тяжелую лампу и из последних сил замахнулся, чтобы разбить ей стекло, но кинуть не успел. Сверху на него полетел, сбивая с ног, огненный полог горящей портьеры. Тяжёлый бархат выбил лампу из руки упавшего молодого человека, масло выплеснулось ему на рукав и моментально загорелось, но боли Митенька уже не почувствовал.
Жизнь возвращалась к Митеньке с трудом. Он то ненадолго приходил в себя, не в силах понять, где он и что с ним произошло, то вновь проваливался в черную бездну забытья. Иногда в его зыбкое сознание врывались какие-то голоса и лица, оставаясь для него неразличимыми и неузнанными. Единственным, что в этом мороке оставалось ярким и чётким, была боль, яростная, почти нестерпимая, не отпускающая его в минуты просветления ни на мгновенье.
Наконец сознание к нему вернулось.
Митенька проснулся в незнакомой светлой комнате, лежа на жесткой постели. До его слуха долетал непривычный деловитый гул голосов и шагов. Пахло чем-то резким и приторным.
