А в 18 лет меня поразила буквально в сердце девушка-борец. Она специализировалась в борьбе без правил. Ее сильные руки в моих сильных руках, я хочу ее обнять, она уходит вниз и пытается сбить меня с ног, выведя из равновесия. Я увожу ее правую руку в сторону и захожу в спину. Она в моей власти: мой двойной нельсон заставляет ее согнуться. Отсюда недалеко до позиции борьбы в партере, когда борец находится сверху борца-соперника, поставленного на колени. Но она не собирается сдаваться. Она бьет меня пяткой в щиколотку ноги и это заставляет меня отпустить ее остро пахнущее тело. Она пугается моей явной возбужденности и отсутствия зрителей. Мы на борцовском ковре. И больше никого. Я, как могу, успокаиваю ее. На следующий день она проходит мимо меня, не обратив на меня внимание. В 24 года я чуть было не женился на лаборантке научно-исследовательского института, куда меня направили на должность младшего научного сотрудника после окончания аспирантуры и защиты степени кандидата экономических наук. Ее звали тоже Алина, как и мою первую школьную любовь, гибкая, изящная. У нас была связь. С ней я стал мужчиной. Но опять вмешался отец. Конечно, вхождение в нашу почтенную семью молодой женщины другой веры и национальности было бы непростительным нонсенсом. Отец последовал следующему совету Нахшаби:
«Нахшаби, тех сторонись ты, кто тебе не пара,
Пользу вряд ли ты увидишь от толпы презренной.
Много тебе твердили истину такую:
Бесполезно водиться с тем, кто тебе не пара».
***
Шерхана всю жизнь тянуло на хорошеньких, чем-то напоминающих кошек, женщин. Это потом, казалось бы, пройдет. Не без помощи родных людей. Воспитание Шерхана, несмотря на свою невероятную занятость, контролировал отец – авторитарная и ревнивая личность, сторонник административных методов не только в экономике, но и в обществе. Он и направил единственного сына на учебу в экономический факультет сельскохозяйственного института. Не смотря на явные гуманитарные склонности сына. Эта раздвоенность – служение роду и собственные предпочтения, которые отец пренебрежительно называл «философствованием», сопровождала Шерхана всю жизнь. Он, как и хотел отец, стал успешным хозяйственником. Но это было потом. А пока что его отправили служить рядовым экономистом в коллективное хозяйство. По окончания аспирантуры, защиты степени кандидата экономических наук и работы в одном из научно-исследовательских институтов академии наук республики. Казалось бы, после смерти отца Шерхану позволительно вернуться в родной столичный город. И заняться наукой. Но новоиспеченный ученый решил не прерывать свои изыскания в самой глубине жизни. Он понял, что в словах отца, приведшего с немалой долей сарказма перед отправкой сына в далекую провинцию цитату из наследия Платона: «Да, разумеется, есть своя прелесть и у философии, если заниматься ею умеренно и в молодом возрасте; но стоит задержаться на ней дольше, чем следует, и она погибель для человека! Если ты даже очень даровит, но посвящаешь философии более зрелые свои годы, неизбежно останешься без того опыта. Какой нужен, чтобы стать человеком достойным и уважаемым. Ты останешься несведущ в законах своего города, в том, как вести с людьми деловые беседы, частные ли или государственного значения, безразлично, – в радостях и желаниях, одним словом, совершенно несведущ в человеческих нравах. И к чему бы тогда ни приступил, чем бы ни занялся – своим делом или государственным, ты будешь смешон…», есть глубокий смысл. Но это понимание пришло позже. А в тот в знаменательный день его отец закрыл сборник произведений античного философа и сказал: «Я не буду спорить с тобой. За меня сказал Платон. Решение принято. Пусть каждому поколению кажется, что предыдущее поколение глупое, так как не смогло устроить жизнь на лучших началах. Старики отнюдь не дураки. И отец у тебя тоже не дурак. Жизнь в глубинке научит тебя многому…». Ссылка, ставшая скоро добровольной, продолжилась в коллективном хозяйстве Башлыка. В должности главного экономиста. И, казалось бы, в его жизнь, протекавшую как безмятежный ручей в уютном глинистом русле, пробитом женой – рослой, на голову выше его, напоминающей чем-то породистую лошадь, младшей дочерью Башлыка, ничто и никто не могли вмешаться.
