«Давай встретимся летом в Питере? Моя сессия закончится в начале июня. Я могу хоть сегодня взять билеты».
«Подожди. Подожди с билетами. Мне нужно взять отпуск на работе, это всё не делается так быстро».
«Но ты напишешь заявление? Возьмёшь отпуск?»
«Да, я напишу. Я очень хочу с тобой встретиться».
«И я очень хочу».
В библиотеке становилось всё больше студентов. Приближалась летняя сессия, все готовились, читали, зубрили, снимали ксерокопии с учебников, переписывали друг у друга лекции. Уединиться за компьютером было практически невозможно. Администратор в зале строго следила за тем, чтобы студенты не занимали места у компьютеров по своим личным делам.
«Я сейчас пойду к Льву Ильичу, и напишу тебе оттуда, хорошо? Ты никуда не уйдёшь?»
«Уйду, но ненадолго. Ты пиши, и я отвечу себе сразу, как только вернусь».
Она чувствовала миллионы ниточек, которые связывали их. Он любил её также, как она любила его, она ни на минуту в этом не сомневалась.
«У Льва Ильича сейчас как раз начнётся пара, и компьютер будет свободен. Я останусь в его кабинете и смогу писать тебе».
«А он не против, что ты пользуешься его компьютером?»
«Нет, что ты. Он всегда разрешает. Знаешь, мне кажется, он тоже в меня влюблён, такой смешной старик» – юность жестока, и совершенно, совершенно слепая.
«Почему ты так думаешь? Он что-то говорил тебе?»
«Нет, ничего не говорил. Он никогда и не скажет ничего, как он может? Он знает, что мы – просто друзья. У нас огромная разница в возрасте, он мне в деды годится. К тому же он знает, что у меня есть ты».
«Ты рассказываешь ему про меня?»
«Конечно! Разве я могу о тебе не рассказывать! Я думаю о тебе всё время».
«Я тоже думаю о тебе всё время. Знаешь, мне кажется, что в моей жизни ничего не было ценного до тебя. Самой жизни не было. Были люди, что-то происходило, случалось. Но потом появилась ты, и всё расцвело. Ты – моя единственная, моя самая сильная любовь. Моя последняя любовь».
Встреча.
В библиотеке переписываться стало совершенно невозможно, и она стала всё чаще забегать к Льву Ильичу. Он не возражал, он понимал, как для неё это важно. Она забегала утром, ещё до начала занятий, всего на пару минут, чтобы пожелать доброго утра своему Владимиру. И обязательно оставляла Льву Ильичу маленькую, нарисованную мелом на доске ромашку. Он её не стирал. Иногда на доске появлялись формулы, даты, термины. Но её ромашка оставалась.
Она забегала в обеденный перерыв, и иногда он даже раздражался, потому что ему приходилось в спешке закрывать все свои открытые окна, чтобы пустить её за компьютер. «Простите, я всего на несколько минут», – каждый раз рассеянно извинялась она. И каждый раз задерживалась на целый час, до конца перерыва.
