Обычный питерский дом | страница 6
– Если бы трамваи ходили, я бы, конечно, привезла им этот кочан на неделю раньше, – закончила рассказ.
Я посмела задать ещё один вопрос, он был важен для меня.
– А как же капуста? Ты съела её?
– Что ты! Когда вышла из дома, увидела мужчину. Если сквозь лицо человека проступает череп, он уже не жилец, так мы считали тогда. Но и я зимой, наверное, выглядела не лучше, а выжила. Мужчина менял тельняшку на еду, я отдала ему кочан.
– Целый кочан капусты постороннему человеку в блокадном городе?!
– Да.
Я была потрясена расточительностью, мама бы выгодно продала.
– А тельняшку не взяла? Для чего тебе она, сколько их у моряков …, – любопытство не было исчерпано, деликатности жизнь ещё не научила.
– Тельняшка не нужна, конечно, но взяла.
– Для чего?
– Человек же не милостыню просил, а менял вещь … Зачем его унижать?
Именно, в этот момент, вопрос, почему бабушка осталась жива, перестал для меня быть загадкой.
В чистенькой кухне, давно требующей ремонта, в загаженном доме среди распадающейся страны размышлял четырнадцатилетний подросток, как повезло много лет назад мужику, замученному голодом, и как он удивился, должно быть, тому, что понадобилась какой-то странной женщине среди бомбёжек, голода и горя, его, совсем, даже, не новая, тельняшка…
Но оставался ещё один, злободневный в то время, вопрос:
– Бабушка, вы не думали тогда, что легче было бы сдать немцам город?
– Поверь, никому из тех, кого я знала, эта мысль не приходила в голову.
Вот и все ответы.
Она дожила до девяносто двух лет. На болезни не жаловалась, ела мало, не принимала лекарств, не мерила давление, не верила врачам. Устала, ослабла и не проснулась утром.
«Чёрному» дому повезло, фасад чистили струями песка, дом оказался светло-серым, отреставрировали балконы, восстановили лепнину. На подъезде и новых воротах арки – кодовые замки. Первый этаж занят обувным магазином, пиццерией, туристической фирмой и салоном сотовой связи.
Трамваи, которых так не хватало жителям в блокаду, стали лишними в центре города. Рельсы демонтировали, улицы заполнил легковой транспорт, автобусы.
Прилавки продуктовых супермаркетов завалены капустой: белокочанной, цветной, кольраби, брокколи, пекинской и прочее.
Я не имею больше отношения к этому дому. Наследники продали квартиру на четвёртом этаже.
Не имею отношения, но люблю и тоскую по нему.
Я знаю о доме больше людей, живущих в нём. Построен был в начале прошлого столетия, там родилась моя бабушка. После революции в нём держали кроликов, собирая траву на газонах и в пригороде. Знаю, как вздрагивал и шатался он от взрывов, как, неотапливаемый, замерзал вместе с жильцами. В памяти моей чёрно-белое кино: замызганный подъезд, худенькая пожилая женщина, которую сопровождает девочка четырнадцати лет со взбитой чёлкой и высоким хвостом. Цепляясь за перила, женщина карабкается по широкой лестнице, останавливается этажом ниже той квартиры, в которой жила когда-то и куда спешит к родственникам.