Но не успел он повернуться в сторону дверного проема, как боковым зрением наткнулся на что-то непривычное, на то, чего как минимум, вчера, тут еще не было. Он подошел к комоду, и обнаружил на нем сложенный вдвое лист бумаги формата А4 с броской надписью: «Прочти!». Сонливость сняло как рукой. Сама по себе ситуация сигнализировала о нечто ужасном. Стало ясно как никогда: за этим словом «прочти», его ожидает очень неприятное, очень горькое откровение: она ушла, она бросила его. И все, из-за своих дурацких комплексов. Глупенькая Жопочка.
Всем телом, он ощутил поползновения судорог. Голова завибрировала, точно под тремором, и словно отрицая действительность: «нет-нет-нет-НЕТ». Разум обуяло чувство безысходности, чувство фрустрации, тошноты и дикое желание упасть, провалиться, затрястись и заплакать. И это все притом, что он еще не добрался до содержимого, оставленной ему записки.
Наверняка имеет место быть, доля вероятности, что там окажется нечто иное, например: «любимый, я ненадолго уехала к маме, прости, что забыла предупредить» или «мой милый, не волнуйся, я зачем-то пошла в ночной магазин и скоро обязательно вернусь».
Он взял себя в руки и взял в руки листок. Открыл.
Началось это все со слов: «Ты – больной ублюдок». Да, прямо вот с этого. Ему явно не померещилось, там, так и написано, его любимым, курсивным почерком Жопочки: «Ты – больной ублюдок». «…больной ублюдок». Ублюдок.
Ноги подкосились. Тело, будто длинное пальто, рухнуло на пол, и свернулось эмбрионом. Записка, скатившись по воздуху, легла рядом с ним. Он завыл. Завыл невыносимо мерзко, как разбалованный отпрыск, которому подарили ни того цвета машинку.
– Не надо! Не надо! Не надо! Обними меня, Жопочка. Обними! – рыдал этот несчастный.
Рука, на ощупь потянулась вверх, и вцепилась в царгу кровати. Некогда «райское гнездышко» как он всегда называл их двуспальную койку, теперь, при невыносимой тряске по ухабистой дороге к нервному срыву, служило ему в качестве поручня.
– Прошу тебя, нет! Прошу! Вернись!… – и продолжалось так минуты четыре.
Голос охрип до неузнаваемости. Лицо опухло от слез. Он лежал обессиленным, и жадно заглатывал ртом воздух, готовясь к следующему всплеску эмоций. Но, на каком-то моменте, он подсознательно понял, что фраза «больной ублюдок» выжалась на максимум, исстрадалась в полной мере, и потеряла всякую актуальность, и руководствуясь исключительно этими словами, больше не представлялось возможным продолжать самобичевание. Необходимо было пополнить запас информации.
