Четыре времени жизни | страница 97



Фу, закатывайся давай. Уходи из головы.

* * *

Пошла на мусорку и по магазинам. Иду грустная, настроения нет, ёлки нет, гарантий, что ёлочный базар наверху открыли, тоже нет. Пришла в белоречку, диких ног нет, три месяца уже без куриц. Нос повесила, дорогу перебежал мужик с махонькой живой ёлочкой. Думаю, мне хотя бы такую, ну что блин такое. Хоть щас забухивай с горя. Иду, в общем, а в это время…

… Боженька смотрел на меня, смотрел, думает, что, в самом деле, новый год без ёлки, она, конечно, ленивая, могла бы и дойти до базара, но Я же знаю, что она бы впустую сходила. Дам ей ёлку, пусть порадуется, не совсем она пропащая.

И дал.

Моя ёлка лежала в пакете прямо около подъезда. Я в запотевших очках её и увидела не сразу, замотали в чёрный пакет, она только одну веточку ко мне тянула. Я когда поняла, что ёлка, сначала не поверила. Думаю грустно, надо же, ёлка. Возьму веточку. Поставила сумки на тротуар, полезла в пакет, а там столько веточек, и прямо колючие, пахнут, и МНОГО. И тут до меня дошло. Я как кошка с салом не по размеру – потащила этот пакет на лавку, сама сумки взгромоздила, чуть не с ногами в эту ёлку залезла. Она прям колется, и меня каждый укол радует: ёлка! ёлка! настоящая ёлка! Хотела сначала поделиться, оставлю, думаю, ещё кто-нибудь возьмёт. А потом обняла этот пакет, своё схватила и попёрла в дом – моё, моё счастье, не отдам.

Не отдала. Нарядила. Ыыыы. Вот оно, настроение.

2019

* * *

Простите меня все, но

Этот десятилетний челендж (что за слово дурацкое) вырывает мне сердце и, если бы в гробы забивали гвозди – а сейчас не забивают, я-то знаю – это был бы такой гвоздь. Десять лет назад моя жизнь совершила такой кувырок, что даже предыдущие мясорубки померкли. 16 января 2009 года папе поставили рак, ещё через месяц сделали операцию. 5 марта у мамы случился инсульт. Через две недели папу выписали, потом маму и буквально через пару дней отца прямо из медсанчасти, куда он пришёл продлить больничный, увезли с инфарктом. Мой день рождения мы встречали в батиной палате, сидя на кроватях. В апреле отец выписался из кардиологии, а уже 30-го числа его с острой болью увезли в онкологию. 2 мая рано утром он умер окончательно. Потому что до этого его много раз откачивали. На прощании около дома я смотрела на батины помидоры в окне первого этажа и думала, господи, вот куда их, как их, как вообще всё. Уже в конце мая я заехала на дачу, готовить гряды. Мама кричала всё лето, плакать она не могла, только выть и кричать. А потом она перестала есть. И спустя семь лет страшных мук, уговоров, просьб, слёз, больниц она умерла.