Арт убрал блокнот в нагрудный карман. Откуда эти слова накатывали на него? Он видел море лишь в далеком детстве и помнил его смутно, просто как большую переменчивую лужу. Не более. Но иногда в его голову приходили мысли, словно они были отголоском других времен, будущих или прошлых, значения не имело. Эти мысли, или, скорее, летучие образы, приносили с собой живые картины моря и морского берега, конкретного места, в котором Арт не был. Сначала он выгонял эти странные образы из головы, они слишком нежданно являлись и если с собой сомнения. Не сошел ли он с ума? Не является ли другим человеком? Может, он вообще пустая оболочка, душа которой затерялась на том самом, неразгаданном морском берегу? Арта раздражали эти вопросы, которые он сам себе задавал, потому что не мог найти на них ответы. Но потом он втянулся в эту игру разума и завел небольшой черный блокнот, в который записывал все образы. Их скопилось уже немало, они описывали море таким, какое оно было в любую погоду и в любое время года. Разным, неповторимым. Казалось, образы описали уже почти все, что можно было. Но они являлись снов, как, к примеру, тогда, из-за сумрака вокруг скамейки и замерзшего Арта, принося с собой новые слова.
Пора было все же идти домой. Он встал, потянулся, зевнул, поправил куртку и поднял упавший с колен книгу. Вроде бы, день был как и вечер, почти бесцелен, но Арта покидали силы. Захотелось спать.
***
Мать уже спала, когда он зашел в квартиру. Отец тоже вернулся, в прихожей висело его пальто. Пояс был засунут в один из карманов, специально, чтоб не свисал и не мешал утром в спешке одеваться. Это Арт выучил как аксиому, которая появилась одновременно с этим самым пальто, несколько лет назад. Отец Арта часто летал в командировки и привозил из них одежду для семейных. Вернувшись из командировки в Чехию, отец привез это бежевое пальто и рубашку для Арта, немного старомодную, насыщенного горчичного цвета. Он носит ее до сих пор, не из чувства великой любви к ней, а, скорее, как добрый дар близкого человека. Несуразно большой воротник рубашки носил на себе пятнышко кетчупа. Это делало ее милым воспоминанием, нематериальной ценностью. Как и все вещи, которые привозил отец. В основном, платья для матери и рубашки для Арта.
Арт снял куртку и погрузился в темноту коридора. В ванной включился свет. Темно-зеленые завитки узора обоев комнаты слева от ванной осветились мягким льющимся светом, стали ещё загадочней и барочней. Холодная вода из крана помогла забыть все, что было до этих освещенных обоев. Арт направился на кухню и решил сделать на скорую руку бутерброд. В задумчивости открыв холодильник, Арт остановил свой взгляд на листке зелёного салата на второй полке. Елена… Быть может, она уже заснула в то время, быть может, ушла гулять со своими подругами, с этой шуршащей нарядной мишурой под названием Карина и Юля. Что ж, это ему это неведомо. Пусть она будет счастлива. Это сложно в мире, который чем-то даже похож на холодильник. Глубокий, набитый нужными вещами и всем другим, на будущее. Чем калорийней, тем лучше. Нужно будет написать ей письмо. Обязательно от руки, не через невидимые информационные нити, с каждым неловким штрихом ручки по бумаге передавая свое состояние, разветвленную боль, которая произрастает здесь, в квартире с мягкими атласными шторами на кухне и с забитым на Новый год холодильником. Арт неожиданно снова обнаружил перед собой полку с миской листьев салата. Он съел бутерброд, запил водой из-под крана и, на ходу стягивая с левой ноги носок, пошел в свою комнату.
