головой, потому что холодная струна воздуха, вырвавшись из кондиционера, ударила прямо по затылку. Воспоминания отступили, он снова окунулся в упругую выпуклость зелёных бутылок, рядами выпячивающих свои этикетки перед ним.
***
Вскоре они вышли из царства белых ярких огней, которые варварски раздевают предметы, лишая их загадки теней. Улица с ее приглушенным и не задающим вопросов светом фонарей казалась полной чашей оттенков и смыслов, тайн и переплетений простых форм в нечто более странно-совершенное. Вечер дышал мерно розовыми жабрами последних перистых облаков, медленно поедая холодное желтое солнце, от которого осталась лишь верхушка. Эта дождливое, мокрое преддверие зимы не собиралось использовать стужу или любые другие свои символические атрибуты. Было малоснежно, слякотно, серо и немного тепло. Но, несмотря на это, сегодня мороз стелился по асфальту, подобно пурге, оплетая и сковывая все тело. Арт кутался в пальто, одновременно жалея, что надел кроссовки вместо зимних ботинок. Очевидно, друг размышлял о том же, вжав подбородок в воротник куртки и задумчиво смотря на мысы своих синих кед. Они шли молча, стараясь экономить внутреннее тепло хотя бы отсутствием слов. Улица словно тоже хотела оставаться безмолвной, полностью избавившись от людей. Только вот две пары ног с полотна своего тротуара она выдавить не могла. Ноги несли своих владельцев прямо к светящимся огням дома через дорогу. Солнце уже окончательно покинула этот небольшой мирок, мгла моментально накинулась на город. Влад зевнул и, передернув плечи, съежился ещё больше. Под мышкой приятно звякнула о металлическую застежку куртки бутылка, напоминая о своём присутствии. Они подошли к дороге и остановились на светофоре. Мимо проскользила маршрутка и пара машин. Можно было бы перейти, но они, как загипнотизированные, ждали появления бодро шагающего зелёного человечка. Гордость и пример для подражания спешке человечества. Арт отвернулся от дороги и тихо спросил:
– Сколько нужно богатства, чтобы стать бедным?
Этот вопрос мучил его с появления белого спорткара, который несколько секунд назад скрылся с рёвом за поворотом. В свете фонаря лицо друга стало фактурным, словно призывая писать с него портрет вольнодумца. Скулы вышли из щёк, глаза стали более очерченными, впалыми и блестящими. Он смотрел вверх. Линия лица, изгибаясь, отделяла подбородок от шеи. Взгляд был расслабленным, чувствовалось, что он никуда не упирается. В высоте, где-то в беспроглядном грязно-персиковом небе, уже погруженным во тьму и набежавшие сплошные облака, гудел самолёт. Звук был протяжным и каким-то печальным, грусть вздымалась издалека и уносилась за звуком летящей машины, аккомпанируя ей.
