Они смогли оперативно забронировать и опечатать комнаты и уехать еще до гребня волны эвакуации в Казань, где у двоюродной сестры в большой квартире большой семьи на Федосеевской улице недалеко от Кремля пригрелись все московские гости. Родня была дружная, понимала обстановку, да и по-простому: лучше приютить своих, тоже немалых числом, чем уплотняться для незнакомцев. Крепкие семейные связи, объединение в общий неделимый род всегда помогали выжить. И тогда, когда Гуськовы бежали из Елабуги в Казань, бросив в страхе немалое имущество, в том числе акции Волжской пароходной компании, строя хозяйство с нуля, и когда Павел закрепился в столице и туда выдвинулась часть молодого поколения, и теперь, в страшные и голодные военные времена.
Своих набралось под завязку, семьи были большие, традиционно многодетные, состоящие из нескольких поколений. Было голодно, но иногда даже весело, пекли оладьи из очисток без масла и уминали их с чаем из моркови или из травок, собранных бабулей на берегах Казанки летом. Иногда в школе Неле доставалась лишняя порция полдника: пятнадцать граммов яблочного повидла на двадцатиграммовой осьмушке чёрного плотного хлеба – классная руководительница, симпатизирующая старательной москвичке, отдавала порцию заболевшего ученика для младшей сестры, Инночки. Это был настоящий праздник живота для малышки, а мечтой старшей сестры было: «Когда кончится война, купим пшена, насыплем полный сундук и будем есть пшённую кашу, когда и сколько захотим».
Письма с фронта приходили редко, но их случалось иногда даже по три-четыре в месяц на всех: от пилота и танкиста Гуськовых, от сержанта Павлищева, от майора Маркова, от матроса Кузнецова, от артиллериста Хайретдинова и других дорогих сердцам отправителей. Живы, слава Богу! Только майор Василий Павлищев, самый красивый из братьев, пропал без вести в первые дни войны, но родня надеялась, что он воюет где-нибудь в партизанах. Писал и Георгий Павлищев, срывающий горло на строительстве нового цеха на Урале, его Лидочка со всеми своими цыплятами тоже занимала одну из комнат в этом безразмерном жилище. От Георгия изредка приходила весть о брате, сам Павел присылал пару открыток в год и крохи офицерского аттестата, разделенного поровну с новыми дочками.
Письма читали сначала вместе вслух, а потом счастливый адресат забирал себе для хранения, перечитывания и просто любования. У каждого была заведена коробочка из нарядных довоенных открыток, сшитая детьми специально для хранения. В первый год войны их двор похоронки обходили.
