– Да, понятно, Евгеньич, – непорядок получается… – искренне соглашался агроном. – Но не мо-гу я во-ро-вать, не умею, – хоть убей ты меня!.. не мо-е это, – понимаешь?!.. – продолжал он громче и нараспев, весь раскрасневшись, и не понять, то ли от злобы на себя, то ли просто от чрезмерного физического усердия. – И никогда не буду… – будто с обидой на себя добавил Владимир Петрович.
– Жить ты не умеешь, – а не «воровать»… – как бы подытожил Евгеньич. – Пойми, Володя, – я тоже воровства или еще чего плохого не пропагандирую. Я лишь хочу, чтоб все было по уму – по разуму, с большей для людей пользой; да и государству легче было бы – меньше очереди в магазинах. Жизнь, – ее, брат, не всегда в букву закона угораздишь, и в ней всегда есть свобода усмотрения; надо уметь лавировать, или, как говорил Ленин, – «быть диалектиком». Да и Библия такое плутовство поощряет, ибо Сказано: «приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители», в Евангелии от Луки, – Евгеньич кивнул на стол, где лежала старая потрепанная книга Нового завета, – так-то, Володя…
– Да, небось, это надо толковать как-то иначе, – не сдавался Владимир Петрович. – Я что, научный атеизм не изучал?.. в этой Библии что ни строчка – загадка, – поди, разберись нам, партийным… да я и не верю в бога, я – атеист.
– Не знаю, Володя, – что там кто и как толкует, – я тебе читаю так, как написано. А что касается «не верю», – так это демагогия. Ибо каждый человек в своего бога верит, – не важного в какого: Христа, Аллаха или Будду… А кто-то – в науку верит, другой – в силу характера, третий – в космические ракеты… да, во что угодно – все верующие!.. ты, вот, – в коммунизм веришь, – так? значит, и ты – верующий!..
– Ха!.. – усмехнулся Владимир Петрович. – А сколько таких, что ни в бога, ни в черта, ни в коммунизм, – ни во что не верят!
– А потому как они верят, что верить не во что, – то и эти будут истинно верующие, Володя…
На том они и расстались – каждый при своем мнении.
Владимир Петрович жил с семьей в двух смежных комнатах половины нового, но небольшого компактного колхозного дома.
В первой комнате, в правом от входа углу, были умывальник, неказистый шкаф со всякой кухонной утварью, от которого вечно пахло плесенью, и зимой под ним водились мыши. Дальше, у окна, – обеденный стол, табуретки; затем в углу, вдоль стены поперек – железная кровать, на которой вместе спали оба сына; слева от входа в дальнем углу – грубка и кухонный стол.
