Из этой комнаты, посередине между кроватью и печкой, был дверной проем во вторую комнату, которая была значительно больше первой. В ней справа от входа в углу стояла железная кровать, где спала их маленькая дочка; дальше старомодный, но новый английский шкаф со стеклянной дверцей по всей высоте, в углу на тумбочке – радиола, рядом – этажерка с фигурными стойками; следом между окнами – комод, на который младший сын пролил чернила; и затем, в углу, вторая кровать, на которой спали Владимир Петрович с Зоей; там же, ближе к двери, – шифоньер; посередине комнаты – круглый стол и четыре основательных деревянных стула с высокими спинками.
Всю эту мебель, за исключением железных кроватей, для них из дерева смастерил своими руками отец Владимира Петровича, – Петр Гаврилович, мастер – самоучка, который без натуги мог сработать все, что твоей душе угодно: хоть прялку, хоть бочку, хоть шифоньер, – да хоть черта на колесиках, – лишь скажи, что именно тебе нужно. Особенно красив был комод, украшенный на лицевой стороне по бокам выточенными на токарном станке и покрытыми черным лаком замысловатыми фигурами в старинном стиле.
В двух комнатах, одна из которых фактически представляла собой миниатюрную кухню, – им, впятером, было, конечно, тесновато; и это подогревало внутрисемейные страсти.
Другая половина дома почти все время и невесть от чего пустовала, но Владимир Петрович никак не мог добиться, чтобы колхоз дал ему в пользование весь этот дом целиком, – это что его жена Зоя (о ней речь пойдет ниже) методично и беспощадно пилила.
Летом Владимир Петрович ездил по полям на казенном мотоцикле «ИЖ-56» без коляски. Но иногда председатель, если был в хорошем настроении (а это, правда, случалось крайне редко), доверял ему вечно находящийся в ремонте белый автомобиль «Москвич».
Так, вот, Владимир Петрович мог запросто в жаркий рабочий день, – объехав гектары и найдя ход дел удовлетворительным, – смотаться на своем железном коне в приграничный поселок Манино соседней Воронежской области, – выпить в местном злачном заведении кружечку-другую пива.
Иной раз он ради конспирации, дабы отвести ненужные подозрения и запутать недоброжелателей, – позволял себе такие вояжи в противоположном направлении – за 40 километров в Урюпинск, где на прохладном берегу Хопра, под сенью плачущих ив, – в отличие от Манино, – к янтарному «Жигулевскому» частенько предлагали не брынзу, а отваренных с укропом раков.
