Наступила зима. Выпал снег. Офицер исполнил очередной каприз своей mutti: привёз установленное на лыжи металлическое кресло с обивкой из дуба, и объяснил Семену, что он должен быть готовым по первому же требованию его матушки, усадив её на этот самокат, везти туда, куда она пожелает. – Яволь! – бодро ответил наш герой, и, с интересом осмотрев свое новое орудие труда, стал готовиться к первому выезду.
Однажды в ясный солнечный день, когда Семен чистил коровник, его позвали; возле самоката стояла тепло одетая старуха, держа в одной руке плед, а второй опираясь на костыль. Он смел с сиденья снег, усадил её в жесткое кресло, укрыл пледом, пристегнул для надежности толстым кожаным ремнем, – и вырулил за усадьбу.
На бескрайнем заснеженном просторе графиня жестом своей немощной руки изредка корректировала маршрут; затем, когда дорога пошла под уклон, в какой-то момент показала «прямо», – в сторону видневшегося далеко впереди какого-то леса, – и окончательно угомонилась (может быть – даже заснула). Семена терзали догадки: куда и зачем они едут, чего хочет от него своенравная немецкая старуха?.. Но потом его осенила догадка: графиня чувствовала, что дни её сочтены, и вряд ли она доживет до весны (как в воду глядела!) – а поэтому напоследок ей захотелось взглянуть на дорогие её арийскому сердцу места, с которыми были связаны воспоминания давно прошедшей молодости. Стариков всегда тянет в такие места…
Впереди на полтора-два километра простирался пологий спуск.
Послушный самокат, поднимая мягкую снежную пыль, с легким скрипом живо скользил вниз. Поэтому Семен, чтоб не тратить зазря силы, – встал сзади на полозья, изредка подруливая одной ногой. Все яснее проглядывался лес, в ушах приятно свистел ветерок, укрытая пледом графиня молчала о своём.
Семен даже невольно отрешился от действительности, с тоской вспоминая свое детство, семью, родные края. Глядя на ясное небо, залитый солнцем заснеженный простор, периодически вслушиваясь в тишину, наблюдая за пролетающими цыганским табором чирикающими воробьями, поднимающимися со свистом куропатками, Семен даже начинал думать: «Почти, как у нас… Война… какая, к черту, война?.. может быть, никакой войны вовсе и нет, и она мне только кажется?..»
…Вдруг он обнаружил, что самокат, будто пытающийся сбросивший всадника необъезженный жеребец, вырвался из-под его контроля и незаметно набрал слишком высокую скорость; теперь скорее Семен был во власти этого стула на полозьях, – чем наоборот.
