– А он вам ничего о себе не рассказывал? – спросила Анечка, снова наполняя бокалы вином.
– Ни слова. Филипп всегда говорил о своих чувствах ко мне, делился мечтами, мыслями… но никогда не говорил о себе, текущих делах, проблемах… И вот наконец-то я поняла, что даже не знаю, где он живет. Помню, как я тогда расстроилась из-за своей окрыленности и даже почувствовала вину за то, что так мало интересуюсь любимым мужчиной. Решив это исправить, при следующей встрече я начала расспрашивать его о семье, тогда я подразумевала под семьей родителей. Честно говоря, я думала, что он живет вместе с ними и поэтому никогда не приглашает меня к себе, стесняется. Но, к моему удивлению, Филипп не захотел ничего рассказывать, сказав, что когда придет время, я обо всем узнаю. Этот ответ меня не устроил, и я стала задавать ему вопросы о работе, его графике и о том, что он делает вечерами. Но все мои вопросы оставались либо без ответа, либо со слишком уж неконкретными ответами. И я рассердилась.
– Накричали на него?
– Аня, а что мы с вами все на «вы» да на «вы», давайте перейдем уже на «ты», все-таки я вам всю свою жизнь рассказываю.
– Давай! – охотно согласилась Аня, поднимая бокал вверх.
Маргарита также подняла свой бокал, и они отпили вино.
– На чем я остановилась? Ах, да, на том, что мы впервые поругались с Филиппом.
– Вы с ним прямо ругались?
– Да, тот разговор состоялся на повышенных тонах. Меня словно взорвало от возмущения, почему он ничего не хочет рассказывать про себя. Я сказала, что меня это не устраивает, я хочу говорить с ним каждый день, хочу видеть его среди недели и вообще, давно хочу замуж и крепкую семью.
– Ты так и сказала ему?! – удивилась Аня, ощущая тепло на своих щеках. Ее щеки, и правда, горели, видимо, от действия алкоголя.
– Да, тогда я и сама удивилась своей прямоте. Ну и Филипп удивился, а вместе с тем, всерьез разозлился. Самым ужасным было то, что наш конфликт случился во время переезда из дома на побережье, прямо в машине. Помню, как Филипп резко повернул руль, и машина развернулась посередине дороги. Это было настолько страшно, что я невольно закричала, а он надавил на газ и повез меня в обратном направлении. От страха и обиды я расплакалась, а Филипп вел машину молча, не говоря мне ни слова. Но я все равно продолжала спрашивать у него, что происходит, почему он так жесток ко мне, почему не хочет ничего рассказать о себе…
– А он хоть что-то отвечал или, может, кивал?
