Разве непонятно, почему пан Гердень отправлял проповедников-христиан на кресты, как прежде делали все его пращуры?
На что тогда надеялся епископ Страхквас? И приемник его – Бонифаций Красивый? И воины-рыцари, которых на помощь миссионерам высылали Три Короля Запада?
Так, в компании Якуба, Герденя и Уласло, Збышек худо-бедно освоил к весне западный алфавит. К Великой Ночи, когда капель звенела на строительных лесах, а солнечные зайчики играли на стенах, он выскреб на восковой доске собственное имя.
Збышек ждал, что Красный Симон вот-вот поведает и о науке строительства, но бывший мастер молчал и однажды признался, почему:
– Каменотес передает знания только сыну и лучшему ученику. Ты мне не родная кровь да и разумом, уж прости, Збышек, не сверкаешь. Грамоте я тебя научу, а вот остальное… наблюдай, может, толк из тебя и выйдет.
Збышек тяжело принял эти слова. Конечно, он наблюдал, слушал, но каменотёсы что-то делали на глаз, что-то высчитывали в уме, а что-то знали будто с рождения. Сколько ни бился, но Збышек так и не уразумел разницу между порталами, трансептами и контрфорсами – все хотелось назвать «кладкой».
Впрочем, уши его слышали, а разум внимал. Когда Штефан размечтался, не поставить ли на часовню шпиль, высокий, как столетнее дерево, Збышек схватил каменотеса за плечи и потащил к Красному Симону. Бывший мастер помычал, покряхтел и начертал схему шпиля, а «ложа» рассмотрела схему в подробностях и единоголосно велела: ставить.
Две седьмицы спустя золотая игла увенчала костел и огнем загорелась в полуденном свете.
Збышек впервые за долгое время ощутил покой. Каменотесы, плотники и кузнецы; скульпторы и художники – все теперь несли к нему свои выдумки. Он пересыпал с каждой ночь, а после шел к Красному Симону. Тот выслушивал, чертил. Ложа тоже слушала и кивала головами, одетыми в красные рогатывки, и записывала новые строки в толстеющую расходную книгу.
Збышеку казалось, будто у него вырастают крылья и куда-то несут. Ему полюбились Грушицы, в которых, точно в котле смешались народы и эпохи, полюбились первые слова, что прочитал он в древних хрониках. Естественно, полюбился сам костел. И золоченый шпиль его, и небывалой высоты окна, и стены, которые точно мокрая глина, менялись под руками и помыслами каменотёсов.
Притвор с невиданными доселе порталами, фасад с витражным окном-розой.
Фасад… У Збышека зашлось сердце, когда в один весенний полдень цветные стеклышки поймали солнце и радугой раскрасили алтарь. Он умывал руки в алых, жёлтых и синих лучах, грелся в них и думал, что по-прежнему ничего не понимает в сечениях и отвесах, но это и не важно.
