Порадовался задумке и Красный Симон, к которому Збышек пришел за деньгами на покупку известняка.
– Не зря выходит, – улыбнулся мастер и широким, как лопата, ключом отпер черный сундук, – ты свой кусок ел.
В глазах у Збышека зарябило от блеска. Вперемешку лежали гроши и ялинские дукаты, слясвикские пфенинги, орденские щитки и совсем уж незнакомые монеты – с головами птиц, с узорами из чужеземных цветов и камней.
– Пан Симон, что на сундуке вашем начертано?
– Тебе зачем?
Збышек опустил взгляд и ответил тихо-тихо:
– Грамоте всегда хотел научиться.
Красный Симон отсчитал столбик грошей, прибавил к ним пару щитков и протянул Збышеку.
– Здесь на кесарийском: «Nemo potest personam diu ferre fictam».
– А по-нашему? То есть, я хотел сказать…
Мастер с грохотом захлопнул крышку.
– Ты учиться приходи, – Красный Симон подумал, отцепил от связки широкий ключ и протянул его Збышеку, – вот и узнаешь.
* * *
Антось и трое его помощников управились с кесарийскими ходами, что проели земли под костелом, за месяц. Коридор от затопленного участка до сада ратуши оставили нетронутым, как и велела ложа, лишь заделали пролом в земле – на него каменотесы уложили плиту из дырчатого, как сыр, туфа.
Тем временем Красный Симон учительствовал.
В церковной школе его охаживали розгами и тростями, стегали проволокой и таскали за волосы – так, что камни выли о пощаде. Иного способа учить Красный Симон не знал, но Збышека бывший мастер не ударил ни разу. За каждую лишнюю черточку на восковой доске, за каждую забытую букву и за каждое слово, прочитанное не по правилу – Красный Симон лишь одаривал ученика мягкой улыбкой и повторял азы вновь.
Буквы и слоги. Звуки и начертания.
Знаки перепи… пропи… пинания?..
За основу – за «фундамент», как сказал Красный Симон – они взяли хронику, писаную лет сто назад монахом Якубом из Слясвика. Збышек уцепился за манускрипт сразу, едва понял, что слышит о кесарийском прошлом Волотвы. Вновь будто повеяло дыханием старины: вот сошли с пожелтелых страниц правитель Валент и сын его Грациан, что раскрошили в междоусобной войне единое царство; вот пожаловали миссионеры из Ершовника и с ними – прекрасная Евгения, которая убедила князя Уласло из Волотвы перейти в новую веру. Вот воскресли старые Грушицы – еще под названием «Пира» – где испокон веков жили и правили кесарийские патриции (то бишь, паны). Вот заявился патриций из патрициев Гердень – еще не Кровавый, а Гердень Книжник – потомок древнего рода и защитник древней веры.
