Иногда Збышеку даже нравилось, как его руками изгибаются над деревянными кружалами крутобокие своды костела, как двумя рядами базальтовых камней лицуются стены с ядром из раствора, бревен и строительного лома; как выкладывается слоями пол – крупный камень, средний, штукатурка – чтобы мастер Витус из Шкловны положил там свою знаменитую мозаику из терракотовых, желтых и белых маков, из черных и синих птиц.
И все же – неволя.
Кандалы.
Збышек и не думал бы уйти, кабы не они, кабы не копный суд из пяти Грушицких панов и одного надменного шляхтича из Восточного воеводства. Збышеку и так бы отработал – благо каждый Божий день ел себя поедом и за хмель до беспамятства, за разбитый витраж да выбитые зубья корчмаря – верно, за дело выбитые, но все же, все же…
Но кандалов никто не снимал, и ничего в жизни Збышека после случая с Антосем не изменилось.
Каждый день Збышек разбирал на камни кесарийские руины. Каждый день носил он брусы и месил раствор. Крепил настилы, лестницы, вбивал стойки, сводил леса. К вечеру жилы деревенели, спина ныла, а разум заволакивало туманом. Збышеку хватало сил только добраться до конюшни, где вновь крепили к кольцу его кандалы, влить в себя наваристый жур с грибцами и пасть в облако сена.
Повелевал Збышеком сам Красный Симон. Мастер вообще все делал лично: проверял отвесом, правилом и наугольником кладку, чертил схемы, обходил стройку. Когда каменотёсы хотели с ним поговорить, он мягко отвечал «потом», но Збышек видел, что «потом» никогда не наступит: Красный Симон был из тех, кто слушает не других, а правду внутри себя. И правда эта, подобно изморози на окна, выступала поверх “короля” каменотесов: заслоняла его, подминала и вздымала к небу костел.
Незаметно подкрался день Трех Королей. С ночи ветер переменился и потянул с отрогов гор свежий, сухой воздух, который приятно жег ноздри. Снеговые тучи, что казнили Грушицы всю зиму, ушли на запад; выглянуло низкое красное солнце.
Волотовчане праздник как не заметили, но западные переселенцы отмечали на славу: на дверях мелом чертили цифры нового года и имена правителей; священники окуривали жилье, двор и скотину паром от святой воды; дети надевали белые балахоны, тройные деревянные короны и ходили от дома к дому – благословляли кров; женщины гадали на луке; мужчины прятали кресты за оконную раму – от пожаров.
Вечером, к удивлению Збышека, каменотесы позвали его на праздничный ужин.
Он воспротивился, но Штефан, который выступал нынче вестником, сухо признал, что Збышека к столу пригласил Антось.
