Любовь звали Зоей, и к несчастью Ариковой семьи и всех его родственников, она была русская. Нет, никто ничего не имел против русских! В конце концов, в России живем! Но, жениться все-таки надо на еврейке!
– Подумай о нас! – кричала Ревека, – нас и так мало осталось. Если мы не будем себя сохранять, скоро на земле евреев не останется!
Мы веками себя сохраняли! – вторила ей Фредерика, – знаешь, каким ты по счету в своем роду! Тысячный! И все – Геровичи!
А Нюра вообще била кулаком по столу!
– Только через мой труп!
– Тебя, Нюрка, вообще никто не спрашивает, – как всегда вступала с ней в ссору Хая.
– Девочка хорошая, – примирительно говорил Наум, – люби ее, Арик, и пусть она будет твоей любовницей! А женится надо все же на нашей! Вон, посмотри на дочек Розы. Красавицы!
– Что ты мелешь, старый дурак! – кричала Хая, – мой Аркаша никогда не будет иметь любовницу! Это ты в своих шалавах запутался!
Сказать, что в семье Зои были тоже недовольства – значит, ничего не сказать!.
Там просто стояли каменной стеной!
– Нет, мы ничего не имеем против евреев! – говорила Зоина мать. – Но ты же знаешь, как к ним относятся! Он никуда не поступит, и нигде не будет на хорошей работе. Ты что обрекаешь себя на убогую жизнь? И подумай о детях. К ним будет такое же отношение – они ведь тоже будут евреи!
– Наполовину, – заметила Зоя
– Этого вполне хватит! Слушай, а ты не боишься, что опять начнутся еврейские погромы?! Нет, уж, пусть они живут сами по себе, а мы – сами по себе!
– А ты вообще, не рано ли о глупостях думаешь!? – кричал отец. – Тебе сначала институт нужно закончить – только ведь поступила. На хорошую работу устроиться! А ты думаешь, если ребенок родится, ты учиться сможешь?
– А мы не сразу рожать будем! – возразила Зоя.
– Знаем мы эти «не сразу»! – кипятился отец.
– Они вообще этим заниматься не будут! – ехидничала мать.
– «Этим» – это чем? – насмешливо спрашивала Зоя.
– Ты меня за дурочку не считай! – сердилась мать, а то я проверю, может вы «этим» уже занимаетесь.
Зоя вспыхнула и ушла, хлопнув дверью.
***
… Прохладный осенний вечер опустился над сквериком, затерянном среди извилистых улочек местечка. Сухие листья, подгоняемые легким ветерком, перебегали дорожки, звезды уже бледно выступили в еще непогасшем небе над любимой скамейкой двух влюбленных, на которой они проводили вечера и на которую по непонятным им обстоятельствам, никто кроме них никогда не садился.
Здесь они сидели и молчали, здесь ссорились и мирились друг с другом, здесь, забыв обо всем на свете, как будто на всей земле кроме них никого и не было, взахлеб целовались и мечтали о своей будущей жизни.
