Теперь, по сибирским размытым дорогам, ехал уже не юноша, созерцающий дорогу, любующийся березой, собирающий сухоцветы в альбом и пишущий роман о неразделенной любви, а ехал мужчина, поглощенный тяжелыми мыслями, который хотя и смотрел по сторонам, но больше для вида и если спросить его, что видел он по дороге, то он и не вспомнил бы.
В мыслях он вернулся к предстоящим делам. С купцом Кузнецовым его свел видный петербургский промышленник Свиридов, представил его как человека надежного, умного, знающего толк в торговле, но при этом предостерег, что тот по-сибирски диковат и сумасброден. Впрочем, какой купец, со скуки, сидя у себя в провинции, на мешке с деньгами, не учиняет время от времени разного рода сумасбродства. Однако же, несмотря на то что, Иевлев и Кузнецов отличались ровно на столько, насколько отличаются промышленник от торговца, они быстро сошлись, поймав новый капиталистический импульс, объединенные общей страстью зарабатывать. И хотя время было смутное и не спокойное, и буквально, в прошлом письме Кузнецов сетовал на черносотенные погромы, прокатившихся по городу, все же в том же письме уверял, что лучшего времени для дела не найти, как говориться «рыбу руками ловить легче в мутной воде».
Он приехал на неделю раньше своего нового приказчика, и, воспользовавшись гостеприимством Кузнецова, решил пожить у него. Много планов было на эту поездку, Николай хотел лучше понять рынок шерсти и пушнины, посетить золотые прииски, сибирская золотая лихорадка и в нем, человеке рассудительном и не азартном, не смогло не пробудить интерес. Может, стоило, и туда вложить деньги. Мысли одна смелее и грандиознее другой, будоражили и возбуждали его, он словно гончая почувствовавшая азарт охоты, готов был хоть сейчас ринуться в схватку. Сидя в бричке, он испытал такой прилив жизненных сил, что едва смог усидеть на месте, в пылу чувств не выдержал и крикнул извозчику с юношеским задором: – Эх, ты, какой нерасторопный, А ну поторопи лошадей, а то так и к ночи не успеем! – а потом смущенно засмеялся, устыдившись своей мальчишеской выходке.
В тот день, в начале весны, Нина Терентьевна, прихватив с собой детей и Анну, в качестве помощницы, решила отправиться за покупками в Пассаж. Правда, в весеннюю распутицу, добраться до него было не так-то просто, и это при том, что он находился в самом центре города. Чуть сойдешь с деревянных настилов, и ноги в грязи. Но разве это может смутить женщину, когда ей нужны наряды. Покупателями Пассажа были лишь самые зажиточные жители города, так что Анне оставалось лишь просто глазеть на все это великолепие, впрочем, она и в этом находила особое удовольствие. К слову сказать, главный пассаж N-ска был и правда восхитительно красив, чего только стоили газовые фонари, деревянные лакированные лестницы и гипсовые перила. Все приказчики в том пассаже выглядели как столичные щеголи, всегда аккуратно и с лоском одеты, по новой моде причесаны и напомажены. Мальчишки посыльные, с коробками и свертками ловко шныряли тут и там, не задевая, покупателей. Оказавшись внутри, Анна благоговейно вдыхала запах женских духов, ткани, свежего дерева – то был запах благополучной жизни, жизни, частью которой она не являлась. И если даже так случалось, что и она совершала покупки, а случалось это крайне редко, и то только лишь тогда, когда вещь изнашивалась до дыр. Но и в эти минуты, она чувствовала, будто берет жизнь напрокат, словно она лишняя, в этом мире, созданном для людей благополучных и с достатком.
