Для нее ничего не происходило. Именно.
Для него мир взрывался новыми красками, кружил сносившим с ног вихрем, опрокидывал с ног на голову и преображался из обычного в волшебный…
Для Миры не происходило ничего, потому что она – это ее душа, а душа в этот момент отсутствовала. Как и всегда в такие моменты. Глаза невидяще глядели, полуприкрыв веки, в их пустоте было легко потеряться.
Сергей не вытерпел, по запросу «признаки возбуждения» инфомир выдал: «Учащаются дыхание и сердцебиение, гортань давится слюной, зрачки расширяются, кожа краснеет или покрывается пупырышками…» Каждый раз взгляд искал подтверждения – и не находил. Ладонь ощупывала – и бессильно опускалась. Отклика не было. У Амелии было все и даже больше, у Герды было почти все, а у человека, без которого жизнь теряла смысл – ни-че-го.
С этим предстояло жить.
Мира Сергею не отказывала, но никогда не предлагала сама. И то, в чем не отказывала, все больше напоминало милостыню. Так кормят приблудных животных, их жалко, вот и кормят, чтобы не умерли.
Однажды Сергей объявил забастовку. Делить постель с любимой в присутствии воображаемого третьего, которого нет, но который, тем не менее, есть, несмотря на то, что его нет, стало невыносимо. В ответ – пожатие плеч и равнодушное отворачивание.
На следующий день все повторилось. И дальше тоже. Жизненно необходимое Сергею партнерше было не нужно.
Он сдался. Она снова пожала плечами, и все стало по-прежнему. Ровно и гладко. Идеально, чтобы с головой уйти в учебу и не думать о всяких разностях. Точнее, именно для того, чтобы о них не думать.
Жизнь приобрела предсказуемую размеренность, и, как всегда в таких случаях, когда все хорошо, судьба от радости делает пируэт и ломает позвоночник.
Ездивший проведать родителей Сергей замер в дверях: в доме находился посторонний. Раскрасневшаяся, с горящими глазами, Мира оживленно болтала с ним, расположившись с гостем в развернутых друг к другу креслах, и когда дверь разъехалась в стороны, замерла с остекленевшим взглядом.
– У нас гость, – констатировала она факт, который при всем желании нельзя не заметить.
Ноги у Сергея подкосились, пришлось опереться о стену. С кресла навстречу поднялся Вик.
– Привет.
Он стал солиднее, строже, невиданный в этих местах костюм сидел как влитой. Столичная одежда сделала соперника взрослее, но взгляд у него остался прежний – немного неприкаянный, по-детски агрессивный, словно ждавший нападок от более сильных и собиравшийся их отражать. И характер чувствовался тот же – дерзкий, готовый вспыхнуть и до последнего стоять на своем. Добавилась только некая проницательность, словно Вик теперь видел больше, чем ему показывали.
