Лидия считала его непрактичным, но, в отличие от нее, он всегда точно знал, что и где лежит у них в доме, не пришлось даже долго рыскать по ящикам. Потратив всего пару минут на поиски, Уишем отправился в обратный путь. Дом спал, но на улице уже светало. Оказавшись у двери кабинета, он прислушался и понял, что пьеса дописана. Моцарт играл окончательный вариант. Написанное им продолжение было великолепным: нежная, трепетная основная часть переходила в наполненный бесконечной грустью финал, словно небо вдруг заволокло тучами, сгустилась тьма, и не осталось никакой надежды. Но в последний момент все опять поменялось, и одинокому путнику улыбнулась его счастливая путеводная звезда, так эффектно завершала пьесу мажорная оптимистическая кода. Еще неизвестно, сумел бы сам Нил Уишем столь блистательно довести дело до конца. Его снова кольнуло в груди, и побежали по спине мурашки. Когда стихли звуки, он отпер дверь и вошел, стараясь не шуметь. Вытянувшись в струнку и принюхиваясь, Моцарт напряженно стоял возле прутьев.
– Моцарт, Моцарт! – ласково позвал Уишем и просунул ему в клетку палец, чтобы проверить, укусит или нет. Моцарт доверчиво ткнулся в него теплым носом. Уишем тяжело вздохнул, открыл дверцу и насыпал ему на подстилку горстку отравленного зерна.
Конец
