«Пурит
София 1913-1967
Милда 1931-1992»
Пурит – еврейская фамилия?
– Латышская.
– Бабка и мать? А отец где? Тоже латыш?
– Русский. В Уремовске похоронен.
– Молодые какие…
Татьяна Ивановна подумала: и правда, какие молодые! Никогда об этом не задумывалась, а ведь умерла бабушка в неполные 54 года. Да и маму Татьяна Ивановна уже почти догнала…
Взяв ведро, она пошла по дорожке вниз. Вот могила бабушки Ирмы и дедушки Арвида. Бомж, который продолжал плестись за ней, по складам прочитал:
– Лиго. Тоже латыши?
– Да, – коротко ответила Татьяна Ивановна. Компания бомжа уже начала её тяготить. Как будто почувствовав это, он засуетился:
– Ты цветы-то поставь и воду в них вылей. Пока сорняки рвёшь, я водички принесу. Памятник ведь мыть будешь?
Татьяна Ивановна кивнула. Бомж ушёл наверх. Она ещё подумала: неудобно, человек помогает, и не за деньги ведь, знает, что в карманах ни копейки, а я даже не знаю, как его зовут.
Появился он с водой нескоро, когда Татьяна Ивановна уже собиралась уносить мусор. Выхватил у неё пакет из рук и бросил на скамейку: «Потом вынесу». Расположился на скамейке с удобствами: полулёжа, с мягким мусорным пакетом под локтем. Тут Татьяну Ивановну осенило:
– Коля? Коля Зосимский?
– Ну, – подтвердил он, ухмыляясь.
Колю Зосимского она помнила с детства. Он и в те времена, когда труд был обязательным, умудрялся нигде не работать, но на бутылку всегда имел, не отказываясь ни от какой подработки. Кажется, у него была инвалидность. Но силой обладал неимоверной: мужики вызывали на спор приезжих, заставляя Колю поднимать тяжести, гнуть подковы и т.д. Зосимский – это не фамилия, а кличка. Коля был из деревни Зосимки.
– Красивый памятник, – сказал Коля. – Дорогой. Ты ставила или дети их?
– Детей у них не было. А поставила сама бабушка Ирма. Вернее, ставила мама, а деньги дала она. На памятнике только место оставила для даты своей смерти. Памятник красивый, но возни с ним много. Видишь, как пыль видна на чёрном?
Так за разговором Татьяна Ивановна управилась с работой. Собрав вещи, она сказала:
– Давай пакет, по дороге брошу.
Бомж легко встал со скамейки, сунул ей в руки пакет с мусором и, не попрощавшись, пошёл вниз по тропинке. А Татьяна Ивановна пошла наверх, подошла вновь к могиле мамы и бабушки и сказала:
– До скорого свидания, мои дорогие. А фотографию я сменю. Закажу ту, где мы все втроём.
От моста через протоку дорога круто поднималась вверх. Татьяна Ивановна с трудом шла, передыхая через каждый десяток шагов. Когда свернула направо на Чирка, подумала, что раньше можно было сделать несколько шагов с тротуара и посидеть на травке. Сейчас вся правая (береговая) сторона представляла собой сплошную кирпичную стену, за которой прятались угрюмые особняки. «Стиль "тюремный вампир"», – с горечью подумала она. И ведь ни звука. Даже на кладбище было шумнее: ветер в листве, шаги посетителей, звяканье инструмента рабочих, негромкие разговоры посетителей. А тут ни деревца (какие ивы здесь раньше росли!), ни играющих детей, ни выглядывающих на улицу через забор старушек. И ни одна машина не выехала из ворот. Даже левая сторона со старыми домиками и старыми хозяевами приняла какой-то угрюмый вид. «Лучше демона здесь поселить. И место соответствующее настроение создаёт, и самые выгодные объекты для киллера живут рядом», – решила она. Представив себе босых сатанистов на проезжей части и бомжей, в ожидании поживы рассевшихся на тротуарной плитке, Татьяна Ивановна хихикнула. И уже с другим настроением двинулась вдоль забора.
