– Это вам. Согласитесь, все честно. Вы, как мать, не должны оставаться в стороне, иначе, в чем тогда ваша роль? Решайте сами, сколько оставить, а сколько оттяпать, – он улыбнулся забавному словечку, которое вырвалось у него случайно при его вечном тяготении к пышной речи. Он сбился, и пришлось секунду подыскивать слова. – Мне не принципиально. Существуют отличные протезы. Подписывайте и я пойду. Не ищите меня, это бесполезно, мы больше не увидимся. Ваш сын вернется к вам после воскресения. У вас будет время, чтобы хорошо сделать дело и очнуться от наркоза. Ваше желание исполнится. Завидую вам.
Он откланялся. Они долго сидели и оцепенело смотрели на ножовку. Наконец, жена заметила, что муж близок к обмороку. Уложив его, покормила бульоном с ложечки.
– Жизнь не должна заканчиваться в пятнадцать лет. Не сомневайся, я буду счастлив вернуть его, – хрипло сказал он, обращаясь к потолку.
– Знаю. Лучше тебя никого нет, любимый. Прости меня. Может наш сын не стоит такой жертвы, но как иначе? Он наш ребенок.
– Он стоит любой жертвы. Приступим. Руку по локоть, ногу по колено. Боюсь, если оставить больше, чуда может не случиться. Не станем рисковать. Не плачь и смотри, не хлопнись в обморок, а то я истеку кровью и мы не достигнем результата.
– Я постараюсь. Лед, тазик, что еще понадобится? Я посмотрю, что он там принес.
И они приступили.
Звонок в дверь застал ее, когда она с безумными глазами жадно курила на кухне, держа сигарету мизинцем и большим пальцем, вся перепачканная еще не запёкшейся горячей кровью. Она накинула банный халат мужа поверх своей одежды и, наглухо запахнувшись, накинула на дверь цепочку.
– Кто там?
– Соседка. Лида, что у вас происходит? Ты так кричала, мы просто в шоке. Может нужна наша помощь? Врача вызвать?
– Нет! – Она приоткрыла дверь, и соседка увидела ее искаженное до неузнаваемости лицо. – Просто нервы разыгрались. Уже отпустило. Прости, если потревожила.
– Может в аптеку сбегать?
– Не надо, у меня все есть. Спасибо.
Она захлопнула дверь и увидела себя в зеркало. Эта женщина в зеркале была ей не знакома, хоть она вглядывалась в нее добрых пять минут. Лоб ее был испачкан кровью, прядки светлых волос у висков слиплись в коричневые сосульки. Неизвестно, что подумала об этом соседка, и то ладно, что полицию не вызвала.
Две недели спустя она все еще всячески избегала зеркал, приглаживаясь щеткой наугад, чтобы выйти в магазин. Укутала все зеркала в доме темными покрывалами, несмотря на радость, распирающую их с мужем до остановки дыхания, до счастливых слез, до икоты. Сын вернулся. Разрыдался. Целовал ей руки, просил прощения. Он был совершенно таким же, как раньше, только придавленный чувством вины и страшными пост-воспоминаниями. Временами казалось, что он сошел с ума. После первой встречи к отцу он заходить отказывался. Мать отпаивала его успокоительными, отец старался не обижаться, и оба считали, что он это «переживет».
