Она молча смотрела на него. Не могла вымолвить ни слова, – не потому, что задохнулась при подъеме. У нее случился приступ дежавю. Это был тот же Макс, та же дача, все то же самое. Год назад он уехал туда и живым больше не вернулся. И помня это, он все же очень хотел туда поехать.
– Тупо это, – сердито сказал сын. – Запирать одну комнату в квартире. Я хотел найти плавки, а там заперто. Что за секреты у вас с батей завелись?
Она продолжала молча смотреть на него. Можно было стукнуть кулаком по столу. Или дать ему пощечину. Закричать. Расплакаться. Много чего еще можно было сделать, а она стояла и смотрела, словно прощалась, ибо знала уже, как надо поступить. Отпустить. Невозможно всю жизнь следить за ним, как за маленьким ребенком, хотя он и есть маленький неразумный гаденыш, разрушивший их жизнь и обесценивающий сейчас их великую родительскую жертву. Ну да, он ведь об этом не просил. Он должен поехать на ту злополучную дачу и вернуться живым, иного пути она не видела. Он все помнил, даже то, как его хоронили, и ему было уже шестнадцать. Пришло время ответственных решений.
Губы ее пересохли и крепко слиплись, но она все же смогла их разлепить.
– Постриги ногти на ногах, тогда поедешь.
– Ну, мам!
– Не мам. Снимешь носки, что о нас подумают? Сколько можно тебе напоминать?
Недовольно бурча, он стал стягивать с себя носки. Пока он бурчал, она достала из ящика приготовленные давным-давно таблетки, которые обещала отцу, и растолкла их ступкой в порошок. Приготовила питье. Проводила сына, поцеловав его на прощанье (как тогда!), и когда дверь захлопнулась, напоила питьем мужа, поддерживая его голову так, чтобы он не захлебнулся. Он был в полусне и не сопротивлялся. Проснуться ему было уже не суждено. Это было правильно, он выполнил свой отцовский долг сполна, а ее материнский долг был еще не завершен.
В полуобморочном состоянии она вошла в ванную комнату и пустила в ванну кипяток, словно собиралась сварить себя заживо и тем смыть с души грех, а заодно и преследовавший ее чужой запах, от которого она задыхалась. Ей чудилась раскаленная дикая пустыня, рот был полон шершавого песка. Она вышла из ванной, чтобы попить воды и подогреть в микроволновке пюре с котлетами. Налила томатный сок в стакан, поставила все это на поднос и взяла ключ от запертой комнаты. Руки дрожали. Она справится, справится. Замок щелкнул, дверь открылась.
– Это ты, мама?
– Я, сынок.
Он стоял у зашторенного наглухо окна и смотрел в одну точку. Выглядел он неплохо, особенно после того как она поработала ножницами, срезала ему челку и привела в порядок волосы. Щеки заметно округлились и порозовели, кожа стала гладкой. Почти гладкой. В застегнутой на все пуговицы рубашке он уже не казался ей монстром, от которого останавливалось сердце. Может просто привыкла?
