Привычным движением сильных, но безразличных ко всему рук женщина взмахивает тазом. Мутные брызги летят прямо на Семёна, он на мгновение зажмуривается, а когда открывает глаза, видение исчезает.
***
– Сеня, я вот одного понять не могу. Зачем они отказались от сына, который бы мог им помощником стать? Глядишь, сейчас бы, как люди, свой век доживали.
Увиденное вызвало у Семёна и не жалость, и не возмущение, а скорее недоумение.
– А ты сам-то давно в будущее смотреть научился? – с легким укором ответил Арсений. – Когда люди с хлеба на воду перебиваются, лишний рот кажется неподъемной обузой. Кто там думает, что через тридцать-сорок лет будет…
– Но ведь не всю жизнь они с хлеба на воду-то? Наверное, и сытые времена у них были. Почему бы и не вспомнить о сыне?
– Потому у них сейчас все вот так, что не вспомнили. Что заслужили, то получили.
– И ведь они же близко совсем, вот чувствую.
– Ну, да. В соседней области. Сутки на поезде, если от вашей станции. А что, проведать хочешь?
– Не знаю, не решил еще, что мне делать с этой информацией.
В этот момент Семён испытывал довольно странное чувство. Все свое раннее детдомовское детство он мечтал, чтобы за ним, наконец, приехали, и чтобы он доказал задире Максу, что он, Семён, – никакой не «брошенка». Макс-то в детдоме оказался по «благородной» причине: у него мать от какой-то болезни умерла, а отца убили при исполнении. Что такое «при исполнении», маленький Макс толком объяснить не мог, просто папа-милиционер однажды не вернулся с работы.
Быть «брошенкой» в детдоме считалось очень унизительным. И за это своих гипотетических родителей полагалось ненавидеть. Что Семён усиленно и делал, пока не вырос. А когда вырос, не до того уже было – надо было как-то жизнь устраивать. Странность заключалась в том, что увиденное не всколыхнуло в нем ни былой ненависти, ни злорадства.
– Папа, не бойся! Это очень весело! Ну, давай же, повторяй за мной! – и маленькая Катюша, разбежавшись, перепрыгнула через огромный костер.
– Папа, это, правда, совсем не страшно! Смотри! – и Антошка с разбегу сиганул через пламя вслед за сестрой.
– Катя! Антон! Прекратите сейчас же! Опасно же! – в ужасе кричит Семён. – А где мама?
– Мама сказала, что ей от костра очень жарко! – кричит в ответ Катюша, готовясь к очередному прыжку.
– А вам, значит, не жарко? – изумился Семён.
– Нам – нет! – воскликнула Катя и, сверкая голыми пятками, понеслась навстречу пламени, которое на глазах становилось все больше и больше, обдавая Семёна нестерпимым жаром.
